Victor O.
***
В непробудной игре
Самомненья и лени
Щедрый – ходит, как скряга,
А храбрый – как трус.
Ум общительный –
Портится в уединении,
В панибратстве – характер,
В провинции – вкус.
Тот, кто был на коне, –
Возникает, как пеший.
Черный цвет
Объявляется, как голубой.
Умудренный, как глупый,
Живой, как умерший
Там, где мертвый
Живого ведет за собой.
***
Не познав –
не зарекайся, пожалуйста,
ведь изведав, очень скоро поймешь,
взлом замка и воровство –
пусть безжалостный,
но не самый страшный в мире грабеж.
Я спешу,
чтобы помочь твоей стойкости,
но свидетельствую:
как ни спеши –
пострашней на перекрестках жестокости
ограбленья
со взломом души.
Цветослово
Затоскуй мое сердце
без памяти
это скерцо
арфо-струй если вы
понимаете
мое сердце
если вы синевы
отражение
если вы
от молвы от души
от рождения
хороши
от тревожного взрыва
анапеста
в звуко-такт
где возможно на-диво и
запросто
так за так
в ранних зорях весны с поединками
в зорях ранних
в тайнах сны тают на-поле льдинками
в навсегданьях
и на трассе: в Неаполе в Мельбурне
и в Корее
в Каракасе в Каире чем
медленней
тем скорее
и во мгле где в сырой
непогодице
плач навзрыд -
в нежных вызвездах ночь небосводится
и горит
Терцины
Есть Подруги, есть Вы, Мадонна.
Чей-то взгляд. И Ваш небесный взор
искренне, медлительно, бездонно.
Чья-то хата есть. И Ваш Шатер.
Чей-то след клейма, как после оспы.
Чья-то теснота. И наш простор.
Отличить нам только удалось бы
стан от стона, грезу от грозы,
зов небес от меркантильной просьбы,
слезы лжи от горечи росы,
песни пастухов от рева стада,
и в чью сторону солгут весы.
Есть трущобы городского ада
и в раю для милых шалаши,
где платить за ренту тоже надо,
где из сейфов золотом души
мы оплачиваем грозы наши,
так что расплатиться разреши.
Радость обоюдную познавши,
есть паренья встречных лепестков.
Ну, а как же иначе? Весна же!
Есть ландшафты родственных лесков
и ручьи, которым я внимаю,
мчащиеся строчками стихов
над счастливой бездною, по краю
/о, пускай, но только не обидь!/
есть элегия к Восьмому Маю,
и ответ – к Июню, может быть,
что естественно для наших писем,
и, как видим мы, все крепче нить
что сошьет мечты, коль ты зависим
от небес. И есть наказ Христа
скрещивать в любви порывы к высям.
Есть среди высоток – Высота.
Есть валькирии и есть ликурги,
И – Добро... И это неспроста.
Вы сказали: “Не сыграть ли в жмурки?”
И глаза мне завязал Нью-Йорк,
Чтобы Вас искал я в Регенсбурге.
И, незрячий, видел я восторг,
и, глухой, я тишину услышал
с Вашими глазами...
Именной амфибрахий
Маргарет Мюллер
Мне что-то звучало не в прежнем
мотиве а где-то в потом.
Там пруд у причала весь в нежном
весь в трепетном и золотом.
Там ветвь становилась сильнее
под ветром насквозь оголясь
и радость искрилась в сирени
твоих лепеестящихся глаз
там запах дунайский растекся
по клумбовым юбкам в саду
и помню петуньи и флёксы
играли с утра в чехарду
и пруд у причала весь в нежном
весь в трепетном был, в золотом
и что-то звучало не в прежнем
мотиве а где-то в потом.
Ямбы к моему столетию, 2024
И вот
мой гроб
с плеча Земного Шара
начнут спускать
в мистический каньон
но речи ритуального кошмара
не потревожат
мой счастливый сон
А ты возникнешь
с горестью огромной
красноречивей
всех на свете слов
и Твои губы упадут на гроб мой
опавшим поцелуем
лепестков
8 мая 2024
