FC Navigation Console


MainPage Эссе | Поэзия | Дебют



Ольга Родионова


* * *

Ты рисовал мой портрет на стене -
Карандашом, и мелком - у причала,
Щебетом - в небе, я даже во сне
Эти картинки встречала...

Да, я была твоей Аннабель Ли,
Хлоей, Лолитой и маленькой Биче, -
В городе этом, где в летней пыли
Каждый цветок - необычен.

Легкой добычей была я твоей,
Певчей добычей, чьи перышки жалки,
В городе, в графике мокрых ветвей,
В детстве, играющем в салки.

В клетчатой юбке, вчера сгоряча
Порванной в парке об острые ветки,
Скачет мечта твоя, смело топча
Классиков белые клетки...

Ну, почему ты оставил сюжет
На полуслове, избегнув привычки,
Вычеркнул плечи, чириканье, жест
Крыльев отпущенной птички?

Без хэппи-энда и свадьбы в конце,
Меда, текущего по подбородку,
С тайной надеждой на детском лице
Так и оставил сиротку...

Сумерки в городе пахнут бельем
Стиранным, старым корытом, подвалом...
Эту страничку мы йодом зальем,
Чтоб поскорей заживала.

И по аллее, вдоль кромки воды,
В городе выдуманном, онемелом
Мы побредем, огибая следы
Слез, нарисованных мелом.


* * *

Возвращайся скорей! Здесь никто не натянет твой лук.
Сыплет снежной крупой поднебесья свисающий полог.
Все часы отстают, вырывается нитка из рук,
Потому что твой путь так обидно,бессмысленно долог

Ветер с моря приносит гребцов и сердечную боль.
До заката еще далеко, но темнеет с полудня.
Молчаливые рыбы глотают холодную соль,
И уныло кричат, точно чайки, матросы на судне.

Я давно не ходила на берег, и между камней
Не стояла, молитву шепча и глаза заслоняя.
Я молчу, дорогой мой, я жду и молчу столько дней,
Что уже разучилась сердиться, иголки роняя.

Каждый день, каждый стук, каждый голос у наших дверей,
Каждый ветер оттуда, несущий то морок, то слякоть,
Прибавляют всего лишь: скорей! возвращайся скорей!
Я боюсь не дождаться тебя. И мне хочется плакать.


* * *

Я выйду сегодня из этих младенческих пут,
Серебряный кокон распутав, свободу восславив,
Я новую кожу осмыслю, и выберу путь,
Освоившись с телом, и только с душою не сладив.
И я перейду на один из чужих языков,
Возможно, забытых, с налетом столетий и пыли,
И выберу море, поскольку люблю моряков,
Особенно тех, что давно безвозвратно уплыли.
На пристани высмотрю имя того корабля,
Чей лоцман не спит, потому что хмелен и азартен,
Пройду за спиной у него, не касаясь руля,
Шепну пару слов - он поймет и отметит на карте.
Мой ангел-хранитель устанет меня укорять,
И сядет на палубе, грустно следя суматоху
Веселых матросов, приученных только терять,
Забывших свои имена, что не так уж и плохо.
Я тоже забуду, как прежнее тело звалось
И выберу имя большое, как море и скалы...
А, впрочем, зачем мне названье для глаз и волос -
Ведь душу мою нарекли, когда в мир отпускали.
Когда это было? В каких отдаленных мирах
В ячейке пустующей нежный лоскутик эфира
Завелся, чтоб одушевить шевелящийся прах,
И тело лепить, и учить обретению мира.
И маленький выдох Вселенной наполнил сосуд,
И новый младенец увидел мерцанье пустыни,
Где звезды - слепые волчата - волчицу сосут
И Млечным Путем истекают сосцы золотые...
И там мои братья, должно быть, из тех сорока
Придуманных тыщ, подпевающих Гамлету хором..
. Испуганный ангел оттянет меня за рукав
От этой дыры, за которой космический холод.
Но полно, об этом уже говорили до нас.
Мой лоцман помедлит, и имя мое угадает -
Не это названье для жестов, походки и глаз,
А вечное имя души, что поет и страдает.
И выгнутся мачты, и палубу волны зальют,
Мой ласковый лоцман эпоху на карте отметит,
И сорок матросов неведомо как запоют,
И звездное эхо ответит, ответит, ответит...


* * *

Я брожу вдоль оврагов, в полях, босиком по стерне.
Королевская дочь, - говорят пастухи обо мне.
Догадались, учуяли, даром что шибко тихи -
Проницательней всех на селе, говорят, пастухи.
В королевстве тревога, ругают меня при дворе,
Королю молодому советуют сжечь на костре.
Мой отец высоко, а все братья мои далеко,
Лишь одни пастухи мне украдкой несут молоко.
Гуси-лебеди мимо да мимо летят на закат...
Мне для братьев крапивы нарвать да полотен наткать,
Навязать свитеров из колючих подножных даров...
А король нездоров, третий месяц король нездоров.
Говорят, полоумная ведьма его извела
Тем, что ночью на кладбище старом крапиву рвала.
В обожженных руках даже в холоде кровь горяча.
Надо звать палача, он надежен, он рубит сплеча.
А над городом лебеди кружат которую ночь,
Но не могут сказать обо мне: королевская дочь!
Недовязанный свитер распался на левом крыле.
Как же братец мой будет отныне ходить по земле?
Очень многих вот так неизвестно куда занесло,
Потому что вело, торопило крыло, как весло.
Виновата сестра - не успела крапивы напрясть,
Чтобы брату вернулась людская бескрылая пясть.
Вместо левой руки - белых перьев колючий излом.
Как же он обойдется в полете - с одним-то крылом?
А король выключает транзистор и смотрит в окно:
Что-то дыма не видно, и криков не слышно давно.
То ли ведьму сожгли уже, то ли чего-нибудь ждут?..
Он эстет, он не может смотреть, когда девушек жгут.
Но крапива, крапива!.. Вязать из травы свитера -
Это, ваше величество, вправду достойно костра.
А на площади, ахнув, отпрянул в испуге народ:
То ли лебеди стали людьми, то ли наоборот,
И по улице главной, крыло за собой волоча,
Русый мальчик уводит сестру от меча палача,
Из утробы костра, где огонь задрожал на ветру...
Загорелись дрова, детвора обнимает сестру...
Я сбежала, сбежала от ваших гробниц и границ
Колдовством безбилетным, на крыльях заветных страниц.
Полно, ваше величество, что там - кричи не кричи.
Не помогут больницы, ключи, стукачи, палачи.
Но глядят пастухи, собирая крестьянских коров,
На восток, где дымы от костров.



Начало | Эссе | Поэзия | Дебют