Журнал ЛИМБ | №9 | март 2000 | Раздел Эссе | Юрий Цаплин и др

Юрий Цаплин (Дмитрий Кузьмин, Илья Кукулин, Филипп Минлос, Этер де'Паньи)

Можно вообразить...

История одной гипотезы

Какой русский литератор, решившись издать избранные места из своей переписки, не почувствует себя неловко! И будет, конечно, прав... - а всё же трудно отрицать совершенно особую притягательность и открытость этого жанра, в котором литературная магия возведена в n-ную степень дружеского соучастия.
Перед Вами - одиннадцать писем по одному (по крайней мере, так казалось отправителям) поводу: надуманному, насущному - не мне решать. Читайте, веселитесь, спорьте: хочется надеяться, что даже мимолетному читателю публикация не покажется столь герметичной и самодостаточной, как мы того с редактором "Лимба" опасаемся.
И вот еще что: некоторые положения нижеследующей дискуссии - весьма, к слову, критиками и критикой насыщенной - мне показалось уместным прокомментировать высказываниями одного из достовернейших российских литературоведов последнего десятилетия Михаила Айзенберга.

[Цаплин когда попало]007
^{16 декабря 1999 г.}
Можно вообразить себе такую поэтическую манеру: автор, против обычного, не только не стремится убрать из стихов обессмысливающие, посторонние и противоречащие основной линии ассоциации, но даже насыщает ими текст - обеспечивая всякому, кто в том заинтересован, возможность уличающего или коверкающего прочтения. В чем цель? С ходу отставив злоумышленного читателя, поделиться находкой ли, истиной с читателем добросердечным, - который, по совести, и есть главный адресат любого художественного усилия.

Дмитрий Кузьмин
^{16 декабря 1999 г.}
Ответ: [Цаплин когда попало]007
Не додумано до конца. Как связано обилие побочных вариантов интерпретации с доброжелательностью автора к читателю et vice versa? Попробуй это дело развернуть чуток.

Илья Кукулин
^{16 декабря 1999 г.}
Ответ: [Цаплин когда попало]007
Не вполне согласен, но мысль интересная. На мой взгляд, главное в таком деле не читатель, а автор. Оставление неточных слов означает, что автор отказывается от полной власти и полного контроля над своим произведением и готов признать, что и сам себя не всегда адекватно понимает - что означает внутреннюю свободу и готовность к изменениям. А также неполную отделенность от произведения, - и, соответственно, существование на границе и динамический (беспомощный, не гарантированный) выход из смысловой законченности текста - происходящий внутри текста же.
Вопрос тут в том, в каком случае при этом доверии к странностям и огромности мира - в каком случае текст сохраняет какую-то форму, а в каком разваливается. Заранее этого, наверное, сказать нельзя. Но мне кажется, что и при таком как бы расплывании и мерцании формы - в действительности форма не исчезает, просто переходит в какое-то трудноуловимое качество.
Это все изложено упрощенно, лобово и несколько доктринерски ввиду спешки.
С уважением -
Илья
Неотчужденное слово всегда немного косно, очень уязвимо. Но только то, что родилось беззащитным, лишенным покрова, может расти. Явление, изначально полностью защищенное, не вызревает. Только прозябает в своем панцире.
Айзенберг М.Н. Взгляд на свободного художника. М.: ТОО "Гендальф", 1997, с.167

[Цаплин когда попало]009
^{24 декабря 1999 г.}
не учите детей говорить
ни к чему это им, в самом деле
пусть гуляют они по лесам
пусть гуляют они, каждый сам
ощущая присутствие бога
сосчитать не умея недели
пусть звезда бессловесно горит
пусть плывет по канаве пирога
молчаливого потомка
пусть в руке его котомка
он сыграет на свирели
чтоб рассветы засерели
1994, "СТИХИ, В КОТОРЫХ БОГ УПОМИНАЕТСЯ
ИЛИ НЕ УПОМИНАЕТСЯ, НО ИМЕЕТСЯ В ВИДУ"

[Цаплин когда попало]007+
^{24 декабря 1999 г.}
Оговорюсь. Я все-таки рассматривал не просто обилие интерпретаций (Кузьмин), но интерпретации "обессмысливающие, посторонние и противоречащие основной линии". Подразумевается, таким образом, ситуация "классическая" (у текста есть "основная линия" - мысли и положения, которые стремится выразить автор) в противоположность ситуации "модернистской" (текст создается с расчетом на самые разные интерпретации, ни одну из которых автор не считает единственно верной или предпочтительной). Неточные слова (Кукулин)? Да, но не в том смысле, что слова не вполне выражают мысль автора - выражают, и даже перевыражают (то есть - например, в силу омонимичности - выражают еще и то, что автор выразить не хотел). Теперь - грубый меркантильный пример применения моей теории. Скажем, часть моих немногочисленных читателей утверждает, что последняя строка стихотворения из [Ц.к.п.]009 нелегитимна, потому что неблагозвучна - из-за фонетической аналогии между "засерели" и "засирали", что ли... В соответствии со своей новой теорией этих читателей я с легкостью зачисляю в "злоумышленные" и не обращаю на их недовольство никакого внимания ;) - разумея, что "добросердечные" такой аналогии проводить не будут (зачем она им?), а если обнаружат, то отчураются от нее и без авторской помощи. Антипример - наша с вами дискуссия: два несомненно добросердечных читателя поняли меня каждый по-своему и, похоже, совсем не так, как то мнилось автору. Модель моя, однако, на всеохватность и не претендовала.
P.S. Вот эта штука: ;) всегда напоминает мне своеобразную ухмылку Иры Шостаковской.
Удача... должна быть предельно очевидна - уже необязательно как-то дополнительно подтверждать литературную принадлежность вещи и специально оснащать ее стиховыми признаками.
Айзенберг М.Н. Взгляд на свободного художника. М.: ТОО "Гендальф", 1997, с.115

Этер де Паньи
^{26 декабря 1999 г.}
Re: [Цаплин когда попало]007
Юрий,
пожалуй отмечу, что автор не может гарантировать, что та линия, которую он пророчит в основную, совпадет с той линией, что получится основной для прочтения. Если же составлять фиктивные ассоциации, то почему бы не пойти дальше, строя из них фиктивные цепочки. Если же развернуть и эту деятельность, то можно прийти к ассоциативному полю. Эта мысль мне напомнила игру "Минер", лично для меня она была завораживающей. Путешествие же по ассоциативному полю должно обладать еще более высоким уровнем взаимодействия с читателем, поскольку в отличие от бинарной оппозиции "Минера" оно будет нести поливариантность, - и текст станет прозрачен для чтения.
Почему я так близко воспринял данную тему? Потому что уже полгода назад было написано визуальное стихотворение по такому принципу. Называлось оно "Саратов" (копии есть у Давыдова и Кукулина). На реальную карту города была наложена сетка ассоциаций. И описан способ их прочтения в виде связанных предложений. Таким образом к текстовой реальности Ваш слуга привязал еще топографическую, а для жителей и гостей г. Саратова еще и сетку личных воспоминаний, которые безусловно также становятся частью стихотворения.
Ваш Этер

Филипп Минлос
^{26 декабря 1999 г.}
публичный привет Цаплину
Вообще, с удивлением наблюдаю за перепиской. Ю.Ц. предложил довольно ясную идею, которую все (Кузьмин, Кукулин, Этер) восприняли как очередной перепев постмодернистких раскладов про множественность прочтения. Идея Цаплина взрывает эти расклады изнутри. Да, есть множественность, но при этом, вопреки этому ясно есть тот смысл, к которому приглашаются друзья. То, что считалось начинкой конфетки (уводящие вбок ассоциации), теперь подкладывается как мина. В самом деле, остроумный ответ на вопрос о том, что осталось делать после постмодернизма. Осмоловский и Пименов говорят - кричать. Ну, Псой Короленко сам оттуда. А тут - взрывать врага его же собственными конфетами! - а он еще причмокивать будет. Причем мины - скорее те, коровьи. Учитывая хотя бы пресловутую "серельную" строчку Цаплина. Отлично!
Ф.М.

Филипп Минлос
^{26 декабря 1999 г.}
о Предполагаемом Читателе
Поправка:
Кузьмин ничего содержательно не ответил. Неясно, как он понял. Это Илья Кукулин развернул некоторую телегу, основанную именно на неопределенности смысла. Этер в завершение своей телеги подводит к тому, что множественность смысла в результате как-то сама себя аннулирует, всё в результате однозначно, но для меня, скажем, всегда игра двусмысленностью в тексте подводит к однозначности (условно говоря, некоторого третьего смысла), не нужно никакой второй побочной линии вести (хотя уж если о побочных линиях... ну, "Материалы к поэмам" это именно такой проект, разве нет?). Однако очевидно, что Ю.Ц. говорит совсем о другом.
Условно говоря, если Обычный Автор всячески продумывает политес, чтобы "не поймите меня неправильно", для Современного Автора множество боковых трактовок собственно и есть некоторый момент генерации смыслов, и вместе с тем - интрига флирта с читателем и собственной неопределенности, т.е. "не поймите меня правильно". Для Предполагаемого (текстом Цаплина) Автора эти двусмысленности - как лишние слоги в фене. Предполагаемый Автор сдержанно раздражен любителями Современного Автора, и измывается над ними, одновременно обращаясь к горячо любимому Предполагаемому Читателю, который его вполне поймет. То, что все вокруг не вполне понимают их диалог, или, точнее, понимают совершенно неверно, очень сближает П.А. и П.Ч..
Возможно, что в данном случае Автор Цаплин был одновременно и П.А. своего текста, т.е. текст был рефлексивным, причем Илья Кукулин и Этер оказались Современными Читателями, не догнавшими П.А.. Филиппу Минлосу показалось, что он является П.Ч.. Однако очень может быть, что он попался на другую смысловую ловушку текста П.А., просто более хитро расставленную, чем первая. Вмешавшись в дискуссию, да еще попытавшись вплести себя в сюжет, я неизбежно претендую на роль читателя злосердечного. Как знать, чем именно хочет поделиться П.А. с читателем добросердечным и внимательным? Может, коллекцией насекомых, прилипших к его клейкой ленте? С размаху врезавшись в самый центр, я уже заведомо не читатель, а следовательно - экспонат для читателя добросердечного, невменяемый Современный Читатель.
Ф.М.

Дмитрий Кузьмин
^{28 декабря 1999 г.}
Пересылка: [Цаплин когда попало]007+
"...строка стихотворения из [Ц.к.п.]009 нелегитимна, потому что неблагозвучна - из-за фонетической аналогии между "засерели" и "засирали", что ли... В соответствии со своей новой теорией этих читателей я с легкостью зачисляю в "злоумышленные" и не обращаю на их недовольство никакого внимания ;) - разумея, что "добросердечные" такой аналогии проводить не будут (зачем она им?), а если обнаружат, то отчураются от нее и без авторской помощи."
В такой редакции это совсем неинтересно. Постмодернизм (если понимать его идею с толком, а не как жупел) тому нас и учит, что на всякий текст (ВНЕ зависимости от стратегии автора) найдется и читатель, который все проглотит с восторгом, и злобный зоил, который будет придираться к каждой строчке: оба типа реакции (и многие другие) отчасти, конечно, программируются текстом (и на этом основана художественная стратегия авангарда, продолжателями которой в этом отношении являются "звезды" отечественного постмодерна), но в огромной степени обусловлены причинами более или менее внелитературными (а - психологическим типом, к которому принадлежит читатель, престижностью или непрестижностью в его референтной группе тех или иных типов реакции и т.д.). Иными словами: для того, чтобы с реакцией читателей дело обстояло так, как пишет Юра, нет необходимости писать каким-то особым образом: это В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ так и будет. Принятие же этой данности в качестве не просто данности, а некоего желаемого положения вещей приводит не к новой какой-то стратегии, а к самой что ни на есть старой и тривиальной: "Не стреляйте в пианиста, он играет как умеет", - т.е. к простой индульгенции сколь угодно плохому письму. По схеме, предложенной Юрой, можно просто в ответ на любую претензию к тексту отвечать: так тебе, злоумышленный читатель, и надо - был бы ты доброжелателен, так счел бы это говно конфеткой и был бы, отведав его, доволен, а раз ты такой злобный, что, попробовав говна, недоволен, следовательно, сам дурак. Вопреки идее Филиппа, это не новое средство против постмодернизма, а как раз самая неинтересная версия постмодернизма на отечественной почве.
Авторы, работающие с сознанием, должны ловить сознание на всяких неожиданных и неприятных вещах (вторичности, клишированности) и поэтому вынуждены пользоваться ловушками, уловками, обманками и другими приемами, не вызывающими восторга у серьезных людей.
Айзенберг М.Н. Взгляд на свободного художника. М.: ТОО "Гендальф", 1997, с.133-134

Этер де Паньи
^{28 декабря 1999 г.}
на отзывы к [Ц.к.п.]007
Господа,
удивительно, что в двух постах, которыми я располагаю, Минлоса и Кузьмина не отмечено, что пост Цаплина состоит из двух частей: как бы метода и как бы причины. Моя "телега", как выразился Филипп, целиком посвящена первой части. Вторую часть я чистосердечно проигнорировал, так как там использовалось непонятное для меня слово "истина", с которым я вступать ни в какие отношения не намерен.
Относительно первой части:
Филипп проигнорировал тот факт, что из-за умножения вариаций текст приобретает как бы иную размерность (в моем частном примере, из одномерного в двумерный) и, соответственно, однозначность возникает как бы на следующем уровне. Это чем-то напоминает теорию парадигм Куна. Базой-опорой для такого умножения размерностей вполне может послужить заявленная в [Ц.к.п.]001 новая сакрализация реальности (я бы назвал это транссакрализацией, поскольку это похоже на взгляд назад сквозь пленку новых очков). Такая транссакральность может позволить в бытовом мышлении сломать бинарную логику - или нет, мутировать бинарную логику в систему более сложных взаимосвязей. В частности, позволит осознавать ТЕКСТ более чем в одной размерности.
Ваш Этер

[Цаплин когда попало]007x
^{6 января 1999 г.}
"...нелегитимна, потому что неблагозвучна - из-за фонетической аналогии между "засерели" и "засирали", что ли..."
"...взрывать врага его же собственными конфетами! - а он еще причмокивать будет. Причем мины - скорее те, коровьи."
"...так тебе, злоумышленный читатель, и надо - был бы ты доброжелателен, так счел бы это говно конфеткой и был бы, отведав его, доволен, а раз ты такой злобный, что, попробовав говна, недоволен, следовательно, сам дурак."
Цитаты эти (начало которым я положил неосмотрительным примером) убедительно показывают, в какую сторону двигалось наше обсуждение - и отчасти оправдывают, надеюсь, мою попытку подытожить его парой умиротворяющих реплик. Спору нет, нарисованная Кузьминым картинка нелицеприятна, смешна, апокалиптична. Помнится, мне еще в прошлой записке хотелось уточнить: литература - это всё-таки дом (пусть не единственный) языка (а язык - сами знаете...), следовательно, внятность, лаконизм и доступность выражения - не прихоть и не популизм, а общественно полезный труд, - и пресловутая манера, таким образом, менее всего подходит на роль господствующей. От "индульгенции сколь угодно плохому письму", иначе говоря, словесность должно спасти простое чувство самосохранения. Пример же из 007+ был, скорее, о том, где именно в художественной практике может начинаться (и чем может быть обусловлено) то самое "морщились, но пропускали", которым в отношении великих так любовался Битов.
В то же время, я не сбрасывал бы с корабля современности и те восхитившие Минлоса возможности (поохотиться на непроворных читателей с капканами и ловушками), которые мне, в меру моей скромной осведомленности, не кажутся вполне разработанными. Теоретически опровергнуть продуктивность такой не стратегии, но тактики - не сможет, думаю, никто, а подтвердит - только практика. И волки сыты, и овцы квиты.

Вот и всё. То есть... вот и начало!
Продолжение - за вами.

	Можно вообразить... История одной гипотезы
	Какой русский литератор, решившись издать избранные места из своей переписки, не почувствует себя неловко! И будет, конечно, прав... - а всё же трудно отрицать совершенно особую притягательность и открытость этого жанра, в котором литературная магия возведена в n-ную степень дружеского соучастия. Перед Вами - одиннадцать писем по одному (по крайней мере, так казалось отправителям) поводу: надуманному, насущному - не мне решать. Читайте, веселитесь, спорьте: хочется надеяться, что даже мимолетному читателю публикация не покажется столь герметичной и самодостаточной, как мы того с редактором "Лимба" опасаемся.	И вот еще что: некоторые положения нижеследующей дискуссии - весьма, к слову, критиками и критикой насыщенной - мне показалось уместным прокомментировать высказываниями одного из достовернейших российских литературоведов последнего десятилетия Михаила Айзенберга.

[Цаплин когда попало]007 ^{16 декабря 1999 г.}	Можно вообразить себе такую поэтическую манеру: автор, против обычного, не только не стремится убрать из стихов обессмысливающие, посторонние и противоречащие основной линии ассоциации, но даже насыщает ими текст - обеспечивая всякому, кто в том заинтересован, возможность уличающего или коверкающего прочтения. В чем цель? С ходу отставив злоумышленного читателя, поделиться находкой ли, истиной с читателем добросердечным, - который, по совести, и есть главный адресат любого художественного усилия.

Дмитрий Кузьмин ^{16 декабря 1999 г.} Ответ: [Цаплин когда попало]007	Не додумано до конца. Как связано обилие побочных вариантов интерпретации с доброжелательностью автора к читателю et vice versa? Попробуй это дело развернуть чуток.

Илья Кукулин ^{16 декабря 1999 г.} Ответ: [Цаплин когда попало]007	Не вполне согласен, но мысль интересная. На мой взгляд, главное в таком деле не читатель, а автор. Оставление неточных слов означает, что автор отказывается от полной власти и полного контроля над своим произведением и готов признать, что и сам себя не всегда адекватно понимает - что означает внутреннюю свободу и готовность к изменениям. А также неполную отделенность от произведения, - и, соответственно, существование на границе и динамический (беспомощный, не гарантированный) выход из смысловой законченности текста - происходящий внутри текста же. Вопрос тут в том, в каком случае при этом доверии к странностям и огромности мира - в каком случае текст сохраняет какую-то форму, а в каком разваливается. Заранее этого, наверное, сказать нельзя. Но мне кажется, что и при таком как бы расплывании и мерцании формы - в действительности форма не исчезает, просто переходит в какое-то трудноуловимое качество. Это все изложено упрощенно, лобово и несколько доктринерски ввиду спешки. С уважением - Илья	Неотчужденное слово всегда немного косно, очень уязвимо. Но только то, что родилось беззащитным, лишенным покрова, может расти. Явление, изначально полностью защищенное, не вызревает. Только прозябает в своем панцире. Айзенберг М.Н. Взгляд на свободного художника. М.: ТОО "Гендальф", 1997, с.167

[Цаплин когда попало]009 ^{24 декабря 1999 г.}	не учите детей говорить ни к чему это им, в самом деле пусть гуляют они по лесам пусть гуляют они, каждый сам ощущая присутствие бога сосчитать не умея недели пусть звезда бессловесно горит пусть плывет по канаве пирога молчаливого потомка пусть в руке его котомка он сыграет на свирели чтоб рассветы засерели 1994, "СТИХИ, В КОТОРЫХ БОГ УПОМИНАЕТСЯ ИЛИ НЕ УПОМИНАЕТСЯ, НО ИМЕЕТСЯ В ВИДУ"

[Цаплин когда попало]007+ ^{24 декабря 1999 г.}	Оговорюсь. Я все-таки рассматривал не просто обилие интерпретаций (Кузьмин), но интерпретации "обессмысливающие, посторонние и противоречащие основной линии". Подразумевается, таким образом, ситуация "классическая" (у текста есть "основная линия" - мысли и положения, которые стремится выразить автор) в противоположность ситуации "модернистской" (текст создается с расчетом на самые разные интерпретации, ни одну из которых автор не считает единственно верной или предпочтительной). Неточные слова (Кукулин)? Да, но не в том смысле, что слова не вполне выражают мысль автора - выражают, и даже перевыражают (то есть - например, в силу омонимичности - выражают еще и то, что автор выразить не хотел). Теперь - грубый меркантильный пример применения моей теории. Скажем, часть моих немногочисленных читателей утверждает, что последняя строка стихотворения из [Ц.к.п.]009 нелегитимна, потому что неблагозвучна - из-за фонетической аналогии между "засерели" и "засирали", что ли... В соответствии со своей новой теорией этих читателей я с легкостью зачисляю в "злоумышленные" и не обращаю на их недовольство никакого внимания ;) - разумея, что "добросердечные" такой аналогии проводить не будут (зачем она им?), а если обнаружат, то отчураются от нее и без авторской помощи. Антипример - наша с вами дискуссия: два несомненно добросердечных читателя поняли меня каждый по-своему и, похоже, совсем не так, как то мнилось автору. Модель моя, однако, на всеохватность и не претендовала. P.S. Вот эта штука: ;) всегда напоминает мне своеобразную ухмылку Иры Шостаковской.	Удача... должна быть предельно очевидна - уже необязательно как-то дополнительно подтверждать литературную принадлежность вещи и специально оснащать ее стиховыми признаками. Айзенберг М.Н. Взгляд на свободного художника. М.: ТОО "Гендальф", 1997, с.115

Этер де Паньи ^{26 декабря 1999 г.} Re: [Цаплин когда попало]007	Юрий, пожалуй отмечу, что автор не может гарантировать, что та линия, которую он пророчит в основную, совпадет с той линией, что получится основной для прочтения. Если же составлять фиктивные ассоциации, то почему бы не пойти дальше, строя из них фиктивные цепочки. Если же развернуть и эту деятельность, то можно прийти к ассоциативному полю. Эта мысль мне напомнила игру "Минер", лично для меня она была завораживающей. Путешествие же по ассоциативному полю должно обладать еще более высоким уровнем взаимодействия с читателем, поскольку в отличие от бинарной оппозиции "Минера" оно будет нести поливариантность, - и текст станет прозрачен для чтения. Почему я так близко воспринял данную тему? Потому что уже полгода назад было написано визуальное стихотворение по такому принципу. Называлось оно "Саратов" (копии есть у Давыдова и Кукулина). На реальную карту города была наложена сетка ассоциаций. И описан способ их прочтения в виде связанных предложений. Таким образом к текстовой реальности Ваш слуга привязал еще топографическую, а для жителей и гостей г. Саратова еще и сетку личных воспоминаний, которые безусловно также становятся частью стихотворения. Ваш Этер

Филипп Минлос ^{26 декабря 1999 г.} публичный привет Цаплину	Вообще, с удивлением наблюдаю за перепиской. Ю.Ц. предложил довольно ясную идею, которую все (Кузьмин, Кукулин, Этер) восприняли как очередной перепев постмодернистких раскладов про множественность прочтения. Идея Цаплина взрывает эти расклады изнутри. Да, есть множественность, но при этом, вопреки этому ясно есть тот смысл, к которому приглашаются друзья. То, что считалось начинкой конфетки (уводящие вбок ассоциации), теперь подкладывается как мина. В самом деле, остроумный ответ на вопрос о том, что осталось делать после постмодернизма. Осмоловский и Пименов говорят - кричать. Ну, Псой Короленко сам оттуда. А тут - взрывать врага его же собственными конфетами! - а он еще причмокивать будет. Причем мины - скорее те, коровьи. Учитывая хотя бы пресловутую "серельную" строчку Цаплина. Отлично! Ф.М.

Филипп Минлос ^{26 декабря 1999 г.} о Предполагаемом Читателе	Поправка: Кузьмин ничего содержательно не ответил. Неясно, как он понял. Это Илья Кукулин развернул некоторую телегу, основанную именно на неопределенности смысла. Этер в завершение своей телеги подводит к тому, что множественность смысла в результате как-то сама себя аннулирует, всё в результате однозначно, но для меня, скажем, всегда игра двусмысленностью в тексте подводит к однозначности (условно говоря, некоторого третьего смысла), не нужно никакой второй побочной линии вести (хотя уж если о побочных линиях... ну, "Материалы к поэмам" это именно такой проект, разве нет?). Однако очевидно, что Ю.Ц. говорит совсем о другом. Условно говоря, если Обычный Автор всячески продумывает политес, чтобы "не поймите меня неправильно", для Современного Автора множество боковых трактовок собственно и есть некоторый момент генерации смыслов, и вместе с тем - интрига флирта с читателем и собственной неопределенности, т.е. "не поймите меня правильно". Для Предполагаемого (текстом Цаплина) Автора эти двусмысленности - как лишние слоги в фене. Предполагаемый Автор сдержанно раздражен любителями Современного Автора, и измывается над ними, одновременно обращаясь к горячо любимому Предполагаемому Читателю, который его вполне поймет. То, что все вокруг не вполне понимают их диалог, или, точнее, понимают совершенно неверно, очень сближает П.А. и П.Ч.. Возможно, что в данном случае Автор Цаплин был одновременно и П.А. своего текста, т.е. текст был рефлексивным, причем Илья Кукулин и Этер оказались Современными Читателями, не догнавшими П.А.. Филиппу Минлосу показалось, что он является П.Ч.. Однако очень может быть, что он попался на другую смысловую ловушку текста П.А., просто более хитро расставленную, чем первая. Вмешавшись в дискуссию, да еще попытавшись вплести себя в сюжет, я неизбежно претендую на роль читателя злосердечного. Как знать, чем именно хочет поделиться П.А. с читателем добросердечным и внимательным? Может, коллекцией насекомых, прилипших к его клейкой ленте? С размаху врезавшись в самый центр, я уже заведомо не читатель, а следовательно - экспонат для читателя добросердечного, невменяемый Современный Читатель. Ф.М.

Дмитрий Кузьмин ^{28 декабря 1999 г.} Пересылка: [Цаплин когда попало]007+	"...строка стихотворения из [Ц.к.п.]009 нелегитимна, потому что неблагозвучна - из-за фонетической аналогии между "засерели" и "засирали", что ли... В соответствии со своей новой теорией этих читателей я с легкостью зачисляю в "злоумышленные" и не обращаю на их недовольство никакого внимания ;) - разумея, что "добросердечные" такой аналогии проводить не будут (зачем она им?), а если обнаружат, то отчураются от нее и без авторской помощи." В такой редакции это совсем неинтересно. Постмодернизм (если понимать его идею с толком, а не как жупел) тому нас и учит, что на всякий текст (ВНЕ зависимости от стратегии автора) найдется и читатель, который все проглотит с восторгом, и злобный зоил, который будет придираться к каждой строчке: оба типа реакции (и многие другие) отчасти, конечно, программируются текстом (и на этом основана художественная стратегия авангарда, продолжателями которой в этом отношении являются "звезды" отечественного постмодерна), но в огромной степени обусловлены причинами более или менее внелитературными (а - психологическим типом, к которому принадлежит читатель, престижностью или непрестижностью в его референтной группе тех или иных типов реакции и т.д.). Иными словами: для того, чтобы с реакцией читателей дело обстояло так, как пишет Юра, нет необходимости писать каким-то особым образом: это В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ так и будет. Принятие же этой данности в качестве не просто данности, а некоего желаемого положения вещей приводит не к новой какой-то стратегии, а к самой что ни на есть старой и тривиальной: "Не стреляйте в пианиста, он играет как умеет", - т.е. к простой индульгенции сколь угодно плохому письму. По схеме, предложенной Юрой, можно просто в ответ на любую претензию к тексту отвечать: так тебе, злоумышленный читатель, и надо - был бы ты доброжелателен, так счел бы это говно конфеткой и был бы, отведав его, доволен, а раз ты такой злобный, что, попробовав говна, недоволен, следовательно, сам дурак. Вопреки идее Филиппа, это не новое средство против постмодернизма, а как раз самая неинтересная версия постмодернизма на отечественной почве.	Авторы, работающие с сознанием, должны ловить сознание на всяких неожиданных и неприятных вещах (вторичности, клишированности) и поэтому вынуждены пользоваться ловушками, уловками, обманками и другими приемами, не вызывающими восторга у серьезных людей. Айзенберг М.Н. Взгляд на свободного художника. М.: ТОО "Гендальф", 1997, с.133-134

Этер де Паньи ^{28 декабря 1999 г.} на отзывы к [Ц.к.п.]007	Господа, удивительно, что в двух постах, которыми я располагаю, Минлоса и Кузьмина не отмечено, что пост Цаплина состоит из двух частей: как бы метода и как бы причины. Моя "телега", как выразился Филипп, целиком посвящена первой части. Вторую часть я чистосердечно проигнорировал, так как там использовалось непонятное для меня слово "истина", с которым я вступать ни в какие отношения не намерен. Относительно первой части: Филипп проигнорировал тот факт, что из-за умножения вариаций текст приобретает как бы иную размерность (в моем частном примере, из одномерного в двумерный) и, соответственно, однозначность возникает как бы на следующем уровне. Это чем-то напоминает теорию парадигм Куна. Базой-опорой для такого умножения размерностей вполне может послужить заявленная в [Ц.к.п.]001 новая сакрализация реальности (я бы назвал это транссакрализацией, поскольку это похоже на взгляд назад сквозь пленку новых очков). Такая транссакральность может позволить в бытовом мышлении сломать бинарную логику - или нет, мутировать бинарную логику в систему более сложных взаимосвязей. В частности, позволит осознавать ТЕКСТ более чем в одной размерности. Ваш Этер

[Цаплин когда попало]007x ^{6 января 1999 г.}	"...нелегитимна, потому что неблагозвучна - из-за фонетической аналогии между "засерели" и "засирали", что ли..." "...взрывать врага его же собственными конфетами! - а он еще причмокивать будет. Причем мины - скорее те, коровьи." "...так тебе, злоумышленный читатель, и надо - был бы ты доброжелателен, так счел бы это говно конфеткой и был бы, отведав его, доволен, а раз ты такой злобный, что, попробовав говна, недоволен, следовательно, сам дурак." Цитаты эти (начало которым я положил неосмотрительным примером) убедительно показывают, в какую сторону двигалось наше обсуждение - и отчасти оправдывают, надеюсь, мою попытку подытожить его парой умиротворяющих реплик. Спору нет, нарисованная Кузьминым картинка нелицеприятна, смешна, апокалиптична. Помнится, мне еще в прошлой записке хотелось уточнить: литература - это всё-таки дом (пусть не единственный) языка (а язык - сами знаете...), следовательно, внятность, лаконизм и доступность выражения - не прихоть и не популизм, а общественно полезный труд, - и пресловутая манера, таким образом, менее всего подходит на роль господствующей. От "индульгенции сколь угодно плохому письму", иначе говоря, словесность должно спасти простое чувство самосохранения. Пример же из 007+ был, скорее, о том, где именно в художественной практике может начинаться (и чем может быть обусловлено) то самое "морщились, но пропускали", которым в отношении великих так любовался Битов. В то же время, я не сбрасывал бы с корабля современности и те восхитившие Минлоса возможности (поохотиться на непроворных читателей с капканами и ловушками), которые мне, в меру моей скромной осведомленности, не кажутся вполне разработанными. Теоретически опровергнуть продуктивность такой не стратегии, но тактики - не сможет, думаю, никто, а подтвердит - только практика. И волки сыты, и овцы квиты.

	Вот и всё. То есть... вот и начало! Продолжение - за вами.

Начало

Эссе

Поэзия

Дебют

Публикации

Свежий №