MainPage | Эссе | Поэзия | Дебют | Публикации | Свежий №


Юрий Токранов

Искупление невинности
(неоконченный эротический триллер)
 

Пролог

Я, кажется, терял уже тебя лет двести или триста
Назад: без разницы. Сюжет таким же точно был. За льдистой
Прозрачной плоскостью стекла (скорей — слюды) белым-бела
Стелилась сонная равнина. Я грезил в окруженьи книг
И пальцы сами мяли глину в надежде воссоздать твой лик.

Тогда ты не вернулась. День за днем и ночь за ночью мимо
Мелькали краски, звуки, тень времен, несущихся незримо
Сквозь стены замка. Колдовство не помогало. И родство
Сердец, отчетливое ране, скончалось как-то поутру.
И, чувствуя себя на грани, я знал, что вслед за ним умру.

Так и случилось. В сопряженьи миров сменилась параллель.
Мы возвратились отраженьем самих себя. И акварель
Все той же белой-белой жути лежит меж нами перепутьем,
Почти неодолимым. Все же, с непогрешимостью совы,
Гляжу в окно, в котором, может, ты приближаешься. Увы…

18.1.96
 

1

Все те же три столетия назад мне нравилось будить тебя. Я помню
Фамильный замок, анфиладу комнат, возню служанок, двери залы, за
Которыми в дремоте будуара лежала ты, раскинувшись истомно,
На шелковых подушках и глаза еще закрыты были. Звук удара
Двенадцатого полдень означал и я касался твоего плеча.

Но ты не просыпалась. Мне, порой, садиться приходилось на подушки
И, сидя рядом, забываясь, слушать напев дыханья, гибельной игрой
Волос волны изысканно забавясь, одной ладонью милую макушку
Лаская изумленно, а второй — батист лица. Засим влеченья завязь
Выплескивалась чисто: ты, во сне, себя навстречу открывала мне.

Мы это проходили бездну раз, распахиваясь пропастью друг в друга,
Отождествляясь жадно до недуга безумия восторженного. Нас
Одна лишь смерть разъять могла, хоть, впрочем, она всегда шарахалась с испугом
От карих междузвучий наших глаз: калика перехожий как-то ночью
Тебе и мне уверенно предрек удел уйти, самим назначив срок.

И торопиться было бы смешно, но, как ни странно, мы, увы, спешили
И с шалой одержимостью грешили напропалую, дерзко. За одно
Мгновение мы прожигали годы, не веря предсказаньям все же или
Не научась умеренности, но нам все легко сходило с рук. Природа,
Сведя нас вместе все-таки, никак не осуждала наш безбожный брак.

И, видно, в упоении своем мы были перед господом невинны,
Как два комка той первородной глины, что стала человечеством. Вдвоем
Мы были счастливы, а значит, были святы. Обыденность со всей ее рутиной
Нас не касалась вовсе, про нее нам вспоминалось только на проклятых
Официальных выездах: на свет обязывал являться этикет.

Тогда мы собирались. Сотня слуг измотанно металась по феоду,
Тряся оброк с вассального народа, налоги изымая: недосуг
Подобным заниматься было прежде. И лишь через неделю скороходы
Отборные, спеша, срывались вдруг в дорогу, что тянулась долго между
Столицею и замком, всякий раз неся письмо с набором нужных фраз.
 

2

Ты не любила маеты карет. Поэтому — на тракт отправив ране
Казну, возы с провизией, с дарами, в сопровожденьи челяди — вослед
Обозу, с незначительною свитой, верхом, мы, через сутки, вечерами,
Как правило, снимались и рассвет уже встречали в скачке деловитой.
Дорога была длинной: девять дней мы умудрялись находиться в ней.

Могли быстрей, но, направляясь в град столичный с откровенным небреженьем,
Мы исходили из предположенья, что свет придворный вряд ли будет рад
Нас лицезреть: в глазах помпезной знати мы блуд вершили. Выбрав нас мишенью,
Нам кости мыли, каждый — на свой лад, так что столица нам была некстати.
Что говорить, когда б — не государь, от нас давно б осталась только гарь.

Король, как мог, от своры дураков, порой, нас прикрывал спиной. Однажды
Я, сам спасаясь, спас его от граждан восставших приграничных городков.
В тот раз мы, по беспечности обидной, в трактире порубежном пили: каждый,
Причем, без свит. С десяток мужиков ввалилось с улицы, скандаля громко, видно,
Со съезда вечевого: всякий год свои дела на них вершил народ.

Не зная принца крови: в короли он вышел через пару лет — пристали.
За словом — слово, напряженной сталью мелькнули шпаги — мужики легли,
Расставшись здесь же с душами. Вот тут-то и началась история, простая,
Как медный грош: нас взяли, сволокли в подвал тюрьмы, чуть ни линчуя, будто
Мы — сволочь беспородная. К утру нам прочили болтаться на ветру.

Но — пронесло. Ударили в набат. Про нас забыли временно. К вечерней
Молитве представителем от черни явился недоучка-адвокат
И сообщил, робея все же, что мы будем содержаться в заточеньи
В течение декады: магистрат постановил назначить выкуп в сто
Пятнадцать фунтов золота — хоть, впрочем, топор у палача давно наточен.

Здесь августейший узник обалдел: король-отец удавится скорее,
Чем бросится платить. С тоски дурея, принц крови запил. Груз забот и дел
Достался мне: своей казной от казни я откупил обоих. Батарея
Пустых бутылок отошла в удел историков двора: музей-заказник
В тюрьме создали через десять лет, когда мятеж огнем свели на нет.
 

3

Однако, в широте монарших плеч не чувствовалось вечности: фортуна
Вообще любитель фортеля, на струнах судьбы не только пальчик, но и меч
Шалит с успехом. Так что приходилось быть начеку: лучась улыбкой, втуне
Держать и блок. Тоска столичных встреч выматывала жутко. Но немилость
Попов была серьезней: те, без слов, давно под нас таскали связки дров.

Мой грех был очевиден: атеист. Тебя же просто полагали ведьмой.
И, прямо скажем, правы были, ведь  мы их святости не жаловали. Чист
Был замок наш от слуг господних: как-то во всеуслышанье я объявил, что впредь мой
Приют для них закрыт. Лишь органист оставлен был: не то из чувства такта,
Не то, что предпочтительнее, из-за очередного твоего каприза.
 
 

***

бродить впотьмах,
ломиться в двери,
в тоске слоняться по гостям,
пытаться хоть во что-то верить:
в любую дрянь,
в любой пустяк, —
корячась в сумраке истерик,
давиться водкой и стыдом
и без борьбы
в бреду безверья
брести покорно
в желтый дом,

но у черты,
где, спившись к черту,
уже взойти на эшафот,
поверить вдруг
случайно четко,
что кто-то все-таки спасет
и рваться истово от края
к своим друзьям,
к врагам своим:
к кому, зачем еще не зная,
но зная,
зная: надо к ним;

и чистым
честным майским утром
решаясь жить
на новый лад
вдруг разрыдаться почему-то,
узнав забытый милый взгляд,
и вновь как раньше в светлой муке
кричать:
люблю
шептать:
прости —
позволить
взять себя за руку
и за собою увести…

1987
 

***

Что ж, если все, как ночь, пройдет и утром запах твой растает,
то там, где в полдень встанет лед безрезультатности и стая
озябших птиц твоих взлетит и, развернувшись с криком к югу,
за росчерком шальных обид исчезнет точкою и вьюга
падет на грязь и мусор слов, укрыв порошей гарь истерик,
из дряни окаянных снов я гордо выползу на берег
реки, которой в картах нет и, разбивая вдрызг оковы,
рванусь по снежности на свет отчаянно чужого крова.
И буду целину тропить, как ты мечтала: в одиночку, —
упорно стягивая нить своих следов в скупые строчки.

27.12.96
 

***

Т.Харди
Вещий дрозд (The Darkling Thrush)

Деревья призрачно стоят.
Мороз угрюм и сед.
Скупого дня слабеет взгляд
под вьюги снежный бред.
Чернеют росчерки ветвей,
как струны мертвых слов.
А люди плачут у огней
печальных очагов.

Свинцовый саван высоты
и ветра скорбный стон.
Столетья труп уже остыл
и в вечность погребен.
Умолкло в мертвой мрачной мгле
биенье бытия.
И жизнь угасла на земле.
И угасаю я.

Но голос вдруг в ветвях возник
из немоты ночной.
Прозрачный, чистый, как родник,
он покачнул покой.
Мятежный дрозд:
и слаб, и мал,
не виден никому —
счастливой песней разрывал
густеющую тьму.

Он исступленно, страстно пел.
Он пел, а мир вокруг
светлел, казалось, и теплел.
И я подумал вдруг,
что эта песня как ответ
на безнадежность тьмы,
что близок радостный рассвет,
которым грезим мы.

31 декабря 1900
 

Осень

С палитры — алым — глянь, как грянули
Сентябрьски искренне и резко
Рябины — рябины багряные
По пряным гребням перелеском.
В них — ключ всего: когда-то загодя
Под росный бред ветров восточных,
дробясь на гроздья и на ягоды,
как паузы на многоточья,
они так чисто и так истово,
так человечески случайно,
бессонно бронзовыми листьями
звонили о твоем начале.
И там, где, рано или поздно ли,
Ты сам себе поставишь прочерк,
Вот также многоточья гроздьями,
Качаясь в перекрестьи строчек,
Звоня заклятьем, заклинанием,
Ниспровергая до основы,
Не поминаньем, пониманием
В три дня тебя подымут снова.

1990
 

Себе — на семь тактов

Пусть жизнь — невпопад, пусть сумятица в мыслях, но веруй в знаменье, и, значит,
Все сбудется к лучшему завтра и там за четвертой стеной ледяной
Чудачка-девчонка, скрывавшая чувства, печально от счастья заплачет
И, видимо, станет отличной, примерной и до смерти верной женою.

Ведь даже надежда — слепая, как поиск последнего вечного слова,
Далекая, малая, словно обыденный прах, именуемый пылью, —
Надолго вплетается в быль в гулких залах костелов усталого Львова
И, плоть обретая, дарует душе прокаженной лебяжие крылья.

Все сбудется, будто та горстка чудес, что обещана зовом мессии,
Пусть лишь для тебя одного, но во имя всех недолюбивших и сирых,
И ты, потрясенный прозреньем своим, встретишь новое утро России
Уже в новой радости, с новой победой и — новым понятием мира.

А вдруг ты поймешь, что един в отрицаньи и в проклятых грезах о лучшем
Со всем поколеньем своим, оскопленным слепою судьбой, и отчасти
Неважно, кто с нами: господь или дьявол, а, может быть, рок или случай,
Мы все же бессмертны: и в слове, и в детях, и в судорожном поиске счастья.

4.7.90
 

***

Если внимательно приглядеться тишина распадается на кружева слов
Старость начнет рифмоваться с детством
Лунность поднимется на крыло
В озере услышишь звезд хороводы
А под березовый благовест осенняя стылая непогода ласковый свет разольет окрест
Вечер сыграет на виолончели
Ветер окажется стуком сердца
А сутью вселенной станут качели
Нужно только внимательно приглядеться
Ведь если вывернуть мир наизнанку то каждый может лично увидеть
Что все и названное и неназванное связано с помощью золотистых нитей
И когда девочка случайно нареченная музою грустно раскручивает это бесконечное грезиво
Нити издают странную музыку которая почему-то зовется Поэзией

1987
 

***

Я в чем-то, видимо, глуплю,
но — не со зла и не в обиду,
по той причине, что люблю
запой как форму суицида.

Ведь, осознав себя как пьянь,
Вдруг постигаешь: это — вира
За право стать плечом под грань
Готового поехать мира.

Хоть есть другой, неблизкий путь:
Не грезить до остеклененья,
А просто тихо утонуть
Своим лицом в твоих коленях.

12.9.96
 

***

Набережная.
Небрежно:
Ветерок, Кама, Танечка.
На девочке нежная
Фенечка из одуванчиков.
Венок не роскошен,
Но — иного не надо.
Главное, хороший
Человек рядом.

26.1.97
 

***

Истерика — не повод,
Истерика — итоги.
Финал, колесный обод,
Разбитый на дороге,
Похмельные пол-литра,
Удар башкой о стенку,
Черта, горячка, титры,
Колокола, оценка.
Истерика — не повод,
И, заслонившись словом,
Наощупь ищешь довод,
Чтоб все вернуть. Но — снова:
Истерика — не повод,
А точка, бритва в руки,
Ведущий в завтра провод
На потолочном крюке,
Пучина, окончанье
Нелепого стеченья,
Где — вечер до прощанья,
Где — вечность до прощенья.

8.12.95
 

Неволя, воля — только боль, не боле.
Но наша боль суть свет и высота,
Поскольку нам, увы, достались роли
Двух перекладин одного креста.

И пусть, отбросив собственную парность,
мы повторяем старый парафраз,
простим судьбы за перпендикулярность,
силком пересекающую нас.

23.7. 96
 

***

"Я придумаю кличку иную"
Б.Пастернак


затянувшись неровно, нервно, закашлявшись,
в пепельницу стряхнув сигарету небрежно,
повзрослеешь лицом, посерьезнеешь, но — нет, неверно,
просто кажется —
в глазах мелькнет какая-то шальная нежность.

Но, впрочем, — к чему? Ведь условлено, чтоб — не говорить о нежностях.
Давай, о другом — помнишь? — окрестности Иерусалима,
Апостолы дрыхнут, в воздухе мечутся случайные нежити,
Иисус — один, над ним — ангел — крестом, так что распятье — неотвратимо.

Кровавым потом валун окропив, встал с колен. И — началом притчи о вечности —
Иуда, первосвященники, римляне, сопутствующие междометия…
Он ведь тоже: до волн, но — без толку, — любил человечество,
Понимая, что станет нужен только через столетия.
 

Метод исключений

По той простой причине, что пчела
Отныне — больший символ, чем береза;
По той простой причи.., что смысл прозы
Отечественной — клетка в три угла;

По той простой при.., что, приняв ислам,
Приходится признать и бремя позы;
По той простой …, что правда без угрозы
Пробиться к людям вряд ли бы смогла;

По той про…, что больничная игла
И близко не сойдет за иглы роз;
По той, что сочетанье: пот и слезы —
Нехудшая приправа для котла;

По …, что, переоценивая хлам
Минувшего, не разбираешь дозы;
…, что все-таки имеется заноза,
которая до чертиков мила.

13.2.91.
 
 


Начало | Эссе | Поэзия | Дебют | Публикации | Свежий №