 |
Елена ЛИТВИНОВА
Из цикла "Времена года"
1
Зима чиста, и это адекватно
волнующему блику дежа вю,
в котором я нервически живу
и изредка взираю диковато
на то, что происходит наяву.
А происходит многое. Погас
в который раз одушевленный логос,
летально обволакивая глобус
и снова дефилируя анфас,
и снова дольше века длится голос.
На снимке вид из космоса: вдали,
еще влача головогрудый абрис,
дымится упоительный солярис,
беспечно пожирая корабли
и долго умирать не собираясь.
Он принимает форму головы,
в которой циркуляция маразма
уже неуправляема, как плазма,
глаза безумны, губы голубы
и уверяют: голова опасна.
Обезображен юг материка,
а север архаически надтреснут,
подробности ландшафта интересны,
но точность их, увы, невелика:
что различимо, то не бестелесно,
преодолевший азимут герой,
склонившийся над милою харизмой,
ее находит несколько капризной
на первый взгляд, когда и на второй
встречается с ответной укоризной.
Меж тем усугубляется метель,
в метели открывается долинка,
они идут, как дети Метерлинка,
петляя, но не чувствуя петель,
поверх запорошенного суглинка.
Безлик и эфемерен материк,
особенно краеугольный север:
он погружен в этнический бестселлер
(которого б не понял Метерлинк,
да он и не за тем сюда проник).
Велением невидимой руки
расплывчатый герой второго плана
становится скоплением тумана,
которым и являлся (вопреки
иллюзии, быть может) постоянно,
оставив героиню в столбняке
в туманности, как провожатый - Данта.
Фантом - он безобиднее мутанта
и мастодонта - рея налегке,
он тихо устремляется куда-то.
Она уходит тоже, второпях,
и в ней, наверно, теплится обида,
обозначая скрытое либидо,
которого не понял вертопрах,
исчезнувший со скоростью болида.
Она домой придет, сердясь, метнет
колоду карт: они всегда хитрили,
не образуя зримой симметрии,
равно как ожидаемых тенёт
на псевдогеральдической цифири.
Ей будет сниться маленький гордец
король червей с улыбкою паяца,
уснувший на развалинах пасьянса,
а также черви в коконах колец.
Их надо, безусловно, опасаться,
когда вернешься в город, где легко
оцепенеть, бродя по магазинам,
и встретить под неоновым курсивом
кого-то, дежа вю и комильфо,
и в нем, до помрачения красивом,
узнать неуловимую, почти
волшебную пронзительность детали --
одной из тех, что до сих пор не стали
ничем иным -- и дрогнуть, и войти
вовнутрь цветочной лавки на вокзале.
Покорные головки хризантем
теперь, как никогда, готовы к скорби,
их мало покупают нынче, сколь бы
им ни хотелось этого - затем
они стоят в продолговатой колбе.
Как будто шевеление купюр
для них не самый благодатный признак,
охладевают орхидеи в призмах --
затейливая флора от кутюр,
какие-то извилины в кривизнах.
И прочее, и прочее, и проч.,
в ряду перипетий и узнаваний
утрачивающее смысл названий
и плавно отступающее прочь,
и это невозможно превозмочь.
Зима чиста, невольно означая:
все эти признаки с недавних пор
заметены, как мусор под ковер,
и там совокупляются ночами.
2
Весна грязна, и это не напрасно --
напрасно ощущение помех
в ликующем движении поверх
границы между фазами маразма,
который и весною не померк.
Все больше омерзительных котов,
все больше положительных ионов
ослабевает в гомоне гормонов,
и он, гормон, на многое готов.
И ты вступаешь в этот хронотоп,
но твой порыв в чередованьи буден
скорее одинок, чем обоюден,
скорее прост, чем вычурен, не то б
не избежать томительных прелюдий
к большой аллегорической весне,
в которой ты немного виртуален,
то возникая в аритмии спален,
то пышно выражаясь на письме,
и утоляешь в копоти окраин
желание - малейшую из жажд -
внедриться во вневременное русло
и двигаться по направленью к Прусту,
которому, увы, принадлежат
теперь твои досуги, как не грустно.
Предместье дремлет, шевеленья - ноль,
и только на провинциальном плаце
устало маршируют папарацци,
преследуя столичную гастроль,
которая изволит состояться
сегодня же, в уездном варьете,
где скоро снова соберутся снобы,
покинув глинобитные трущобы
и облачась в сюртук и декольте,
и позабыв шероховатость робы.
Ступай же в этот маленький вертеп
и там, ориентируясь наощупь,
легко найдешь трепещущую особь --
таких вовне не существует, где б
ни поискать, какой ни выбрать способ.
Подобное осуществимо лишь
в отдельные моменты хронотопа:
в пересеченье, скажем, Конотопа
и полнолунья (полдень и Париж -
совсем иное в языке Эзопа).
Манипулируй ею, то есть той,
кого ты приручил, без опасенья.
Она, подумав, скажет: здравствуй, семя
младое, незнакомое со мной, --
и засмеется, и умрет на время.
И ты умрешь и будешь норовить
витать повсюду и нигде, как вирус,
способный в прежнем облике (плюс-минус
случайные мутации) ожить,
не понимая, что же изменилось.
Не понимая, что скорее плюс,
чем минус (обретенье, чем утрата),
на скорости allegro moderato
заметь меня - я очень тороплюсь
закрыть тобой зияния лакун,
слегка обезображивая повесть --
и без того причудливую помесь
буколики и триллера - в канун
того, как налегке садиться в поезд.
Плохой хороший парень (а в миру --
веселый киллер) надевает кивер.
Вчера покинув криминальный Киев,
он движется по саду и двору,
в твоем парадном незаметно сгинув.
(На этом месте рукописи - блиц
и разнобой в разновеликом шрифте.)
Он начинает подниматься в лифте -
ты узнаешь об этом со страниц.
Он позади тебя, не видно лиц...
Я не люблю заимствований, но -
смотри: Кортасар, "Непрерывность парков"
(такая книга, одолжи у панков) -
соблазн чрезмерен, я давным-давно
не делаю себе таких подарков.
А впрочем, вы подружитесь, ведь он,
чем впрыснуть ядовитую цикуту,
отдергивает руку за секунду
до катастрофы. Это моветон
для киллера. Вы едете в Пицунду,
где только-только оживает пляж,
где, наконец, природа уронила
зеленые фрагменты хлорофилла,
хотя вписаться в этот камуфляж
непросто, если мафия решила
обезобразить населенный пункт,
равновеликий площади Монако,
с упорной одержимостью маньяка,
и эта одержимость - атрибут,
который можно понимать двояко.
Во-первых, как трагедию (маньяк
как будто не чуждается метафор),
второе - фарс, где криминальный табор -
лишь фланг кордебалета на паях,
облюбовавший закулисный тамбур.
Весна грязна - сие не новизна,
чего, увы, не понимает ветер
в моей унылой голове, поверьте,
всем этим озабоченной весьма.
© Елена Литвинова
|
|
