Лев ГУНИН
ОБСТАНОВКА
Промытые усталостью мозги
Яснее ощущают время.
На шее света – толстый слой и бремя:
тот синий цвет окна. И сапоги.
В узорной рамке зеркало висит.
И отражает стул и стол. И кисти.
В душе неясным золото щемит.
На пол свисают старой капы кисти.
В столе давно не убрано. И там
бумаги ворохом. И мысли там хранятся.
И, все-таки – если за ящик взяться –
не вылетают сразу все к ногам.
Ни жаркий взгляд, ни влажный след любви
не омрачат покоем обстановки.
Но все-таки какой-то силой ловко
и это все к себе приноровит.
Март, 1981.
* * *
Ночь пролетела и почти распалась.
На грудь чужое давит одеяло.
Все, все исчерпано: как будто больше нет
ни дней других, ни, может, даже лет.
И только рот, очерченный во тьме,
сияет тем, что просто было, мне.
Но даже это больше не продлить –
ведь все исчерпано. И больше не творить
игры ночной карающее зло.
Да, все исчерпано. О да! мне повезло.
Март, 1981.
* * *
С тихим шепотом все подходило к концу.
Капли пота сползали еще по лицу.
И, прилипший ко лбу этот локон волос,
выдавал назначение скрытых желез.
Выдавал назначенье укрытых страстей
час ночной, что в перину вонзал до плечей.
И шептала еще эта ночь горячо:
"Ну, прошу тебя, милый, еще!
Ну, еще!"
Март, 1981
ПЕЙЗАЖ
Крыло заката дальше, за селом.
Навстречу быстро приближаем дом.
Там, вдалеке, за садом желтых груш,
синеют сосны кладбища.
Стоуш
предвестник опустения и сна,
предвестник затемнения окна.
Церквушка, вечерея у села,
свои в закат вонзает купола.
В канавах, буро-желтая, воды
поверхность отражает часть среды.
И ангел чуть задумчивый летит
над всем и в сизом воздухе трубит.
Май, 1981. Городок – Глуск.
НА ЧАСАХ
На часах теперь четыре.
Свет зажжен. И ночь не спит.
Я один в своей квартире.
Воздух-свет вокруг молчит.
И хранит прикосновенье
мыслей чистых и других
это как–бы дуновенье,
эти будто бы шаги.
Все часы чуть слышно бьются.
И вокруг еще висит
то, что дует в воду в блюдце –
и (в итоге) остудит.
Голова моя клонится.
Давит на руки. И тень
в тихом воздухе струится
словно прошлый, старый день.
И во мне еще остатком
недопитого вина
то, что было лишь украдкой.
Ночь часами зажжена.
А снаружи все синеет
и светлеет поутру.
Проступает и алеет.
"Может быть, и я умру".
Май, 1981. Бобруйск.
СУЩНОСТИ
(цикл стихов)
СЛЕПОК
этот человек в метро с лицом собаки
эти тени под фонарем в форме совы
сердцеобразное Рондо
вокруг конусообразной башни –
эрекции архитектурного гения
и настроение в форме мысли
неухватной как все остальное
слепок настоящего момента
слепок сиюминутной вечности
рассыпающейся и живой одновременно
ЦИФРЫ
не мы их они программируют нас
социальный тип преуспевания везение
кокетливые игры цифрового хаоса
законы вероятности маятник случайности
срезают верхушки цифровых колонн
как стебли папоротника гильотина для наших шей
нами правят не цари не президенты не императоры
наш царь сидит у нас в головах
с рождения нас поработившее цифровое мышление
древние народы с их природным инстинктом цифровой атаки
с хваткой бульдога и зубами пираньи
цепко держат биржи ценных бумаг правительства власть медиа
шелест дождя тишина гор
синева неба контуры могучих дубов в тумане
плеск волн страшное небо с дырками звезд
все переводится в нас на язык цифр
перестраивается в мельканье параметров
в буквы с их порядковыми номерами
в слова состоящие из буквоцифр
в океан цифроволн обмеров и параметров
нет свободы у нас в голове
а тот кто посмеет бунтовать
станет изгоем в пустыне цифр
бродячей собакой на пиру хищников
следом от числа составленного кружком без единицы
СЕКУНДЫ
не Цербер сторожит вход в иные миры
цепь Времени на наших ногах
не дает она нам уйти держит нас цепко
ее звенья состоящие из секунд
ее крепость стоящая на однонаправленности
вот предел нашим глазам нашим рукам нашим мыслям
границы "нашего" мира не наши знания
не наука "еще туда не дошедшая"
не дали бездонные космических бездн
нас Данайцев сторожит двухголовый пес
посланный из-за предела
две пасти с клыками без разбору хватающими
две противоположности одна другую стерегущие
алеф – анархическая неосознанность жажда разрушения
изрезанные сиденья в автобусах вырванные телефонные трубки
мазня не-граффити на памятниках скульптуре фонтанах колоннах
бет – деспотия правительств беспредельное зло государств
не зерно – миллиарды жизней в жерновах своих
войн козней тюрем законов несправедливостей перемалывающих
убегаешь от одной пасти попадаешь в другую
убегаешь от другой первая тебя хватает
не подпускают они к границам запредельного
не дают заниматься поиском Истины
останавливают заботами безработицей нищетой голодом смертью
обязательствами перед близкими
катаклизмами
в недрах государств роящимися
не-Данаи не-люди смотрят из двух пар глаз чудища
вылавливают нас по отдельности
дают ничтожествам власть и богатство
освобождая от тисков времени
а тех кто стремится к пересеченью пределов
нагружая заботами о пропитании
выживании
о месте под солнцем
пока не упадут те под тяжестью ноши
в двух шагах от невидимой границы Разгадки Тайны
и обвинять некого
разве что капли-секунды
а называется это раскаяньем
ПРАВДА И ЛОЖЬ
Олегу АСИНОВСКОМУ
я знаю только одного поэта
который говорит правду
он идет от профессии к сущности
от деятельности к профессии
от назначения к месту действия
комбайнеры кочегары пионеры
швеи прачки поварихи
искаженные своей подлостью
злостью ненавистью
из профессиональной категории
переходят в категории
добра и зла
вещи в социальной категории
служат категориям социального типа и назначения
мистерия случайностей
укладывается
в закономерность
происхождения социального типа национальности
случайности равняются закономерности
знак равенства между степенью везения и социальным типом
даваемый от рождения
я знаю другого поэта
в его стихах другая правда
необманутый слепок с обмана жизни
правда лжи правда трепещущей жилки на шее
живая ткань действительности в ее неразгаданной
праздничности
он наверное гений
за ним от рождения приобретенная простота
проникать за обложку человеческих ценностей
жить в строго очерченном кубике слов и эмоций
не заглядывая в космические бездны
абстрактной истины
правда лжи это большая поэзия
это дар грандиозной динамики
живой как африканские танцы
как эротика первозданной мудрости
изящество ухода от статики
это интеллект самодостаточный с бьющимся сердцем
и статика правды правды в своей космической глубине
в лабиринтах недостатка чувствительности
она выход для гениев правды лжи
если бы могла быть объединенной с их самодостаточностью
так две отдельные правды существуют последовательно
питаемые из одного источника
источника яда для тех и других
для сальери и для моцарта
несоединимые и одинаково грустные
разделенные врагами человеческими
ДЛИТЕЛЬНОСТИ
в трубах проводах проводках своих
время течет по разному
как реки – и ручейки
как кровь в капиллярах венах сосудах
медленно оно движется
для ожидающего поезда
в скучных залах вокзалов нелинованных
страницы секунд переворачивающих
со скоростью курьерского поезда
движется время для клиентов сладострастия
впитывающих наслаждения
не замечающих тиканья минут
по-разному оно движется
для пассажира в момент крушения
и для ученого
изучающего скрупулезно
страницы книг
в тиши библиотек
в этом – одна из главных разгадок
Тайны Времени
времени – орудия подчинения
нас другому разуму
интеллекту
измерению
воле
или просто сущностям
но иным
Октябрь 2000
Монреаль
* * *
Мужчина средних лет,
с плащом на руке и медалями на груди,
которого я никогда прежде не видел,
пропел сегодня в подъезде строку из моей песни.
– (Где-то им слышанную? /или же он слышал, как ее пел я?/) –
Мне это было наградой за пережитые муки,
отчаянье и штиль на жизненном море,
За то, что я остался человеком и претерпел все.
Он сел, закурил
(Дым его сигареты смешался
с дымом моих мыслей о нем)
и вторично пропел строку
из моей песни.
Возникли в звуках
образы-сопряжения
в разных глазах
за ударами полдня
в беспределе лучей.
Такие же простые и понятные мне,
привычно-знакомые для него,
хотя, может быть, и не такие ему,
ему и его поколенью.
© Лев Гунин
| 
