Ландшафты |
* * *
Недавно был в приделе Иоанна. –
Темно и сыро, – опустелый грот.
Та девушка, что так была желанна,
Увы, в том хоре больше не поет.
И я не то, что б у трактирной стойки,
Но, все же, без картонного меча...
От сердца к коже, как от ложа к койке.
От гимна солнцу к лампе Ильича.
* * *
Я сегодня забыл проснуться.
Я не слышал, как звенел звонок.
Я видел, как улетают птицы.
Я не знаю, когда тронется лед.
Я помню, как умирали деревья.
Я видел, как уснули дома.
Я знаю о том, что снова пришла Зима.
И я точно знаю, что необходимо
Спать еще несколько долгих дней.
Чтобы выжить в эту Зиму –
Нельзя любить, невозможно хотеть.
Очень сложно остаться в живых,
Когда под ногами лед,
Когда ты один, когда никто не придет...
Я уснул еще вчера,
Я уснул, когда над Заливом дул ветер.
Я не верю в то, что я воскресну
раньше, чем наступит Весна,
раньше, чем воскреснут деревья,
раньше, чем проснутся дома,
раньше, чем откинет копыта Зима.
А пока что мне необходимо
Спать еще несколько долгих дней.
Что бы выжить в эту Зиму –
Нельзя любить, очень сложно хотеть.
Невозможно остаться в живых,
Когда вместо сердца лед,
Когда ты один, когда никто не придет...
Я сегодня замерз.
Или, может быть, просто остыл.
В отражении звезд
Мне мерещится холод могил.
Этот лютый мороз.
Состояние ниже нуля.
Я остыл,
Я замерз.
Я устал.
Это, даже, не я...
Но я точно знаю, что необходимо...
* * *
Что плод познания, что яблоко раздора,
Как не крути, – кончается бедой:
То гений погибает молодой;
То Ева покрывает всех позором;
То Троя накрывается пиздой.
От Ганы до пролива Лаперуза,
От пляжных лежбищ, до Чукотских трасс,
В любой беде, практически, ан масс:
Шер ше ля фам, как говорят французы,
Ищите бабу, говорят у нас.
Ищите и обрящете однажды,
И будет вам и белка, и свисток.
И булка с маслом, вот такой кусок.
И грабли в лоб, за счастье если дважды.
А так же скромный синенький платок.
* * *
Я качался в далеком саду
(О. Мандельштам)
Я качался в далеком саду
Колыхаемый утренним ветром.
Я уже никуда не пойду
Никогда, если верить приметам.
А потом я висел целый день,
Потому что садовник в отъезде,
Наводя свою тень на плетень
И вращаясь, как флюгер из жести.
* * *
Мне голос был. Но как-то странно –
как будто падал с высоты.
И выплывали из тумана
твои небесные черты.
Молчала ночь завороженно.
Мир очарованный застыл.
Звезда скатилась с небосклона.
И понял я – мне голос был.
* * *
В нетрезвом виде авиатор не летает.
(О. Митяев)
Авиатор по-прежнему пьян, и ангар на замке.
Над Москвою вторую неделю дождливое лето.
Робкий солнечный луч промелькнул и пропал вдалеке,
Словно светлое прошлое... Впрочем, не стоит об этом.
– Грустно как-то, не спится...
– Попробуй принять димедрол.
Может быть полегчает, и сны перестанут тревожить...
– Слышишь, кто-то стучится за дверью. Нет, мимо прошел.
Если это вообще кто-то был, если это не дождик...
Авиатор по-прежнему пьет. От бутылок пустых
И от винно-табачного чада и тесно, и душно.
Авиатор грустит. Дождь вторую неделю стучит.
И холодное лето стекает с небес равнодушно.
* * *
Бог простит, тоска подаст,
Наш роман дойдет до точки, –
Пол словечка, четверть строчки,
Зимний вечер, ломкий наст...
Зябнет ангел на ветру,
Меркнет свет в конце тоннеля.
Мы не то что б не сумели, –
Протрезвели поутру.
© Борис Панкин
|
|
