Пещеры |
Элина ВОЙЦЕХОВСКАЯ
Уже не страшно.
Родившись и умерев,
Живу кое–как.
Прощальное письмо учителю
Ваши извинения, мэтр, не принимаются.
Обиды, как будто, и не было.
Свежесть сильней отрицаний, но бесполезней.
Профиль классический меня изводил не меньше, чем Вас,
И так же жгли глаза величины почти беспредельной.
Прощайте, мэтр. Ваша наука – пленительный черенок
Старого древа познанья,
Что вырвано бурей и умирает неспешно.
Неспособность к садоводству убийственней непогоды.
Из побегов, наполненных жизнью,
Уцелел лишь отломанный Вами.
Я понимаю, мэтр, не воспитал адептов –
Прожил зря и начинай сначала.
Жестокость несвойственна мне,
Как несвойственно почти ничто.
Я стыжусь лишь отравленной памяти.
О, преемственность, великолепье предчувствий
И отсутствие почвы, а также воды.
Капля царственной крови уже пролилась
Из раны, нанесенной, к счастью, не Вами.
Довольно ли Вам той крови плебейской, что в жилах еще?
Время каяться. Веточка Ваша готова засохнуть
В утомленных руках,
И извиненья излишни,
Прощание преждевременно.
С благодарностью,
Э.
* * *
... Теперь – на другой полюс,
Обставимся по–полярному:
Палатка, набор ледорубов,
Две–три дежурные непристойности по поводу непогоды.
Годы дают себя знать – чужие годы.
Вечная молодость на полюсах – неподражанье себе.
Вечностей много, вот только две: ночи и дня.
Здесь я шепну: «Лучше меня нет»,
На другом полюсе грянет: «Нет меня».
Ну и что
Ты говоришь, не умолкая.
Ну и что?
Индифферентность не мучительна. Порой
Участье раздражает больше.
Так плачь со мной.
Бессилье безразличья
Ввернет свое простое
Не–ремесло,
И мы уже рыдаем оба.
Ну и что?
Абсолютный голос
«Не нужно голоса, довольно слуха», –
Учительница музыки вещала
Над разлохмаченным учеником
И белым кружевным воротником
Распугивала мух.
Мой абсолютный слух
Меня пронзил стрелой несовершенства.
Что б ни звучало – мне звучит не так
И фальшь во всем.
О, голос собственный, охрипший от молчанья,
О, сорванный, о, неземной!
* * *
Пальцы летают по клавишам,
Постукивая тривиально длинными ногтями –
Запоздалое стаккато
Возмущенных музыкальных школ.
Тишайший стремительный смех
Над звуком, уже улетевшим в пространство,
Скабрезный смех
Скрипичных витков идеала
Надо мной.
* * *
Отомщу акриловой краской,
Смело дугу проведя
Из нижнего правого края картины
Вниз, в никуда.
Парабола, утвердив превосходство,
В речные изгибы впишет себя.
Город спектрально беспечен,
Отражаясь с обеих сторон
В желтоватой брезгливой воде.
Я утверждаю:
Мир стоял на китах.
Темная картина (Бёклин)
Она должна висеть под солнцем,
Под тающим лучом рассвета.
Только изможденность значит.
Гора стала палевой, храм – золотым,
Море – лазурно прозрачным.
Рассвет, открывающий краски,
Легко поглощаемый облаком,
Не властен уже над землей.
Это не масло, не холст,
Не картина в раме.
Это тайная надпись на пыльной изнанке:
«Освещать розовым светом».
* * *
Внешнего нет. Ad exteriora
Отвертеться – значит застрять в лабиринте или квартире.
Жажда богатства, жажда простора –
Клаустрофилия в мире
Антикварных солнц.
* * *
Звуки и символы. Постная речь,
Неумелых штрихов торжество.
Божество с придуманных именем –
Непридуманное Божество –
Улыбнется трагическим ртом,
Перед тем, как явить со–творенье.
Повторение линий теряется
В белизне повторенья.
* * *
Я заблудший, сумасшедший дух,
Свихнувшийся от взрыва.
Тело лишено погребенья.
Мое имя над пустой могилой –
Оно и свело меня с ума.
А в довершение время
Не желает поворотиться вспять.
Кромешность.
* * *
Подводное царство – потерянный рай.
Прародители, пошевеливая жабрами,
Приближались к грехопадению.
Под водой рыба не пахнет рыбой.
Просоленные белые щупальцы
Падшей небесной звезды
Пылью рассыпались в пальцах.
* * *
Нерифмованный стих завертелся в кольцо.
Ave Roma, твоим виноградом
Простодушный надрыв Chasselas
Удается унять.
Лозы, сладость вечерних земель,
Их восторг и прохлада,
Изгибаются в вечные знаки,
Пророча
Мутновато–свежайшую радость –
Молодое вино.
НИИ
Их не хватало на всех –
Дешевых ручек из пластика,
Карандашей средней твердости,
Никому не нужных линеек,
Кофейных зерен, раскушенных пополам,
Вольтеровских кресел,
Секретеров, набитых бумагами, не вызывающими тошноты,
Колонковых кисточек,
Туши китайской: взлет вверх, взлет вниз,
Пространства,
Веры в ложь.
Existentia misera.
Глаза, что отдельно от сердца живут,
Укатившись прозрачными шариками,
Выметены уборщицей в полвосьмого.
На запотевшем стекле
Палец, ухоженный вопреки,
Выводил по привычке вопросительный знак.
* * *
Пиррово поражение: ни войска, ни славы.
Сказавшие, что не стоит бороться –
Правы.
Веретеном уколоться
Мне не дано – копьем, кинжалом. Не удается
Уснуть.
* * *
Перебрали дни рождения.
В поколении
Больше не будет поэтов,
Ни откровений, ни длинных строк,
Ни буквы одной,
Равной тридцать третьей части мира.
Подо мной
Даже нет подземелья –
Только земля и небо.
Тексты устали
Быть комментариями к комментариям.
Невозможно начать с нуля,
Не перетянув его по экватору
Еще одним нулем.
Возвращение
Город начала. Смерть подобна цветку.
Первая буква, корень, остается в земле.
Прочее срезано. Итак, буква Б.
Бездумному граду, городу, городку
Посвятили дорогу, давно нареченную вещью в себе.
Это значит, даже когда ты навеселе,
Не вторь гегельянцам, наш символ – кольцо.
Город умыл лицо
И оно сияет.
* * *
Ну что же, мир еще не сотворен.
Бета–версия (учитываем пожелания клиентов,
Принимаются замечания и предложения).
Кто здесь шепчет, какая Омега?
И Альфа причем?
осень 2000
© Элина Войцеховская
|
|
