Simfoni di Allegro

– беда, – подумал он, похмелья не было. – Четвертая стадия.

существует четыре стадии алкоголизма: 1.пьешь, а на утро похмелья нет; 2.пьешь, похмелье есть, но ты с ним борешься и не похмеляешься; 3.пьешь, похмелье есть и ты похмеляешься; и, наконец, 4.пьешь, а похмеляться даже не тянет.

это была четвертая – заключительная.

– беда, – еще раз повторил Эдуард

где вы еще видели алкоголика с таким именем, а тут глядишь четвертая. сколько Вась, Саш, Ген из его собутыльников уже добрались до последней, так и не встретив этого утра. а вот он – Эдуард Вениаминович – тьфу!!! – дошел. дядя Федя, ...

дядя Федя, который был на десять лет старше, который первый научил, как пить винный спирт: если его разбавить водой из соотношения 3 к 1 то и на дольше хватит, и быстрее захмелеешь и которого нашли с утра в подъезде с развороченными кишками (кто-то потом говорил, что дядя Федя сам осколком бутылки вырезал себе что-то жгучее из живота, но, скорее всего брехал, не могло такого быть), дядя Федя, который так и остался на третьей стадии говорил:

– нет, Эдуард, хочъ разбейся, алкоголиком тебе не быть; пока ты Э-ду-а-рт – не сможешь у тебя на роду как на бутылке хрустальной написано: высшее образование и семья с детьми. алкоголик должен быть один, должен всего себя отдать на это дело. не даром Тимур, ну ты помнишь Тимура, нет, не помнишь, он до тебя получил последнюю, так он говорил, что «аль» на его чучмекском языке значит один. нет, не быть тебе алкоголиком Эдуард. правда, не быть.

– ну и ладно, – говорил Эдуард, зло стискивая стакан.

– отстань ты своей правдой от парня – вставлял Кирилл, задумчиво потягивая из бутылки.

вот Кирилл единственный из его знакомых дошел до четвертой или не дошел? ... но мог дойти. как-то пили на квартире у Кирилла. в тот день им подфартило, крутанули молодого идиота баксов на двести. так вот в тот самый день Кирилл встал последний, взглянул в осколок зеркала, что висел в коридоре и аж посерел весь. ни слова не говоря, собрал бутылки и вышел. мы решили за похмелкой, однако нет, пропал. думали пацаны прибили с утра или менты перетрамбовали для острастки, а потом в речку кинули. нет, однако ж. Косой потом рассказывал: видел Кирилла на мерсе, подошел к нему аскнул деньжат на опохмелку и нарвался...

для нас алкоголиков иногда кажется, что нет ничего хуже, даже менты с их трамбовкой вроде ничего свои, с понятиями, а вот так нарвешься на проповедь, и начнут тебе втолковывать, что пить нельзя вредно, что надо завязывать и голос такой добрый-добрый, все кажется щас закончит говорить, и даст. нет, не даст! когда алкоголик со стажем, он сразу просекает и по морде, мол нечего людям мозги засорять, а иначе не отвяжется и сам не даст и другим мешать будет.

о чем это я. а! вот Кирилл и начал Косому вдалбливать. в то утро говорит, увидел я себя в зеркале и понял, какое я дерьмо и мы дерьмо. встал и ушел. Косой, он тогда уже опытным был – знал что случай сухой и говорит Кириллу: а щас мол что? – теперь, говорит, у меня деньги бабы машина. живу всласть. хочешь бабу? поехали покажу, что ты теряешь.

посадил Косого, отвез в номера. девок пригласил. покувыркались. через некоторое время Косой в ванну заходит, а там Кирилл мертвый, рядом с ним бутылка разбитая (все вытекло, видно так и не притронулся к ней) и осколки по всей комнате и больше всего в самой ванне. на зеркале толи кровью, а толи вином «А сейчас?». ну Косой ноги в руки и тикать оттуда. так-то.

нет ничего не болит, совсем ничего. вдруг мне это все-таки кажется. что делать, может, если походить, мутить начнет. так встал до окна и обратно, до окна и обратно. может это организм с непривычки, может его как-то в колею вогнать можно. выпить ... нет, не так. дрянь, не помню, когда похмелье все само собой получалось, 10 лет получалось, а теперь, на тебе, не помню как похмелье бывает. как Косой говорил...

да, Косой, он ведь был старше нас всех. они с Тимуром помниться одногодки были. вместе не одну бутылку раздавили. а потом садились вот так во главе стола и начинали сопляков учить, как пить да сколько. пили они лучше любого и главное вровень. в общем, не разлей вода. и была у них присказка, когда уже в конец упивались один другого спрашивал «ты меня уважаешь?» а другой и отвечал «а як же». и вот однажды Тимур взял и спросил: «а, правда, Косой, ты меня уважаешь?» Косой тогда в депресняке был, и что думал то и ляпнул: «свинья ты Тимур, чучмекская свинья». что было потом, говорит не помнит, но проснулся весь в крови и блевотине, а через ноги лежит Тимур, шея нафиг раскурочена – в лохмоты. Косой в ментуру виниться. а у тех тогда перебор с убийствами был. у Тимура же ни семьи, ни близких вот и списали на несчастный случай. а Косого на всякий пожарный оттрамбовали, да выкинули. так-то.

ага, лечь на кровать, не открывая глаз постонать скатиться с кровати, выматериться. как косой рассказывал.

первый раз Косого я встретил у себя дома, мать завела к себе. на кой он ей сдался не знаю. только раз прихожу я домой, а мать пьяная на кухне. я ее такой отродясь не видывал. жена с сыном в номере заперлась Косой в спальне дрыхнет, а мать на кухне. я к ней мама, что с тобой, как ты выглядишь, что соседи скажут. мол у без пять минут кандидата наук Эдуарда Вениаминовича такая мама. та в ответ:

– да какой ты Эдуард и не Эдуард ты вовсе

я мол как, в каком смысле, меня же по завету отца Эдуардом и назвали, по его последнему слову.

придурок твой отец был. как тебя увидел, как засмеется «это» кричит «это» и все поперхнулся, с сердцем тут же плохо стало (перенервничал батя, первый сын за 15 лет совместной жизни). пока решали от чего спасать сдох папаша. а чтоб отца твоего не позорить все меж собой и порешили, что кричал он «Эдом» назвать хочу.

ну, я хвать Косого и из дому. с тех пор дома ни разу не был.

встать, нет на четвереньки, ни дальше, тихо-тихо, к углу, там бутылка стола или лежала, помню, что-то туда кинул, может осталось. нашел вот она заветная. рукой. рука дрожит. сильнее. так. еще сильнее.

с тех пор я несколько раз видел сына. не подходил. незачем к нему с правдой лезть, что его отец алкоголик.

о! голова заболела, затошнило. сработало...

у алкоголизма бывает четыре стадии: 1. пьешь, а на утро похмелья нет; 2. пьешь, похмелье есть, но ты с ним борешься и не похмеляешься; 3. пьешь, похмелье есть и ты похмеляешься; и, наконец, 4. пьешь, а похмеляться даже не тянет.

у Эдуарда была пятая – пьешь, похмеляться противно, но все равно похмеляешься.

© Этер граф де'Паньи