ТАТЬЯНИН
Воронье над Римом
И вот сбылось:
звучат фанфары,
Триумф разлит на площадях,
Гарцуют гордо генералы
На пышногривых лошадях.
Людей бездонные гризонты
Слезами счастья и безумий
Встречают пешие когорты
Слепящих золотом центурий.
Течет река доспех отливом,
Размерным, кованным теченьем,
И все вокруг покрыла сила
Священной Бронзовой Империи.
И ликованью нет предела,
Слава трубит во все стороны...
А на небе ослепительно белом –
Черные вороны.
Покружили и сели спокойные
На землю, пожженную факелом,
И клевали глаза изумленные,
И плакали, плакали, плакали.
А в взвихренном прахе догорали
Остатки покоренной славы,
За пылающим закатом затихали
Порабощенные гунном фанфары.
Невеста
А поздно вечером выходит на крылечко
В пушистых тапочках, в плаще и капюшоне,
Снимает с пальчика неброское колечко
И что-то шепчет, что-то плачет у ладони.
. . .
Теперь
они стояли на вокзале.
Она, взъерошенная, щечкой прижималась
К воротнику его шинели. Оба – ждали.
А в стеклах поезда восходом занималась
заря.
Она шепнула: Пусть и невозможно,
Но обещай, что вместе будем вечно!
Он не ответил ей – и только осторожно
Надел на пальчик обручальное колечко.
Вдруг что-то крикнул полусонный проводник
И поезд, скрежеча, качнулся с места.
В протяжном вое затерялся хриплый крик:
Любимая! Ведь ты теперь невеста...
Теперь
размеренно тянулись дни разлуки.
Ей было плохо.
А ночами рисовала
Слова и слезы, запахи и звуки,
И плакала,
и злилась,
и скучала.
С утра до вечера голодная у почты
Ждала письма печальная невеста,
И снова плакала, целуя его строчки.
Пока однажды не пришла с письмом повестка...
Теперь –
одна. В углу томится свечка
И тенью кутает дешевую иконку.
Господь лениво наблюдает человечка
И маслом губ смеется нежно, звонко.
А поздно вечером выходит на крылечко
В пушистых тапочках, в плаще и капюшоне,
Снимает с пальчика неброское колечко
И что-то шепчет, что-то плачет у ладони...
Цикл б\о "Боровое"
День первый
Как все же время над нами безжалостно!
Как безалаберно и спутано оно!
Еще вчера ты мне шептала что-то радостно...
Теперь кузнечики, один и ничего.
Остывший чай. Торшер. Наверно ночь.
А может быть уже за окнами рассвет.
Какая разница – тебя со мною нет,
А значит я пропал, мне не помочь.
А люди спят. Им строго наплевать
На время, на любовь, на нас с тобой.
Они так счастливы. Им нечего терять:
Они потеряны своею же судьбой.
Мне нелегко об этом говорить...
Я почему-то не задумывался ранее,
Что человек одновременно может жить
Среди людей и в вечностном изгнании.
Я не задумывался раньше о любви
В ее всепоглощающем масштабе...
Ну секс, ну поцелуи, ну стихи...
Скажи мне честно, это ль нас дурманит?
В ней уподобленная опиуму страсть.
(Ты, раз попробовав, себя тоской не грыз ли?)
Она в тебе. Ее слепая власть
Теперь и мозг твой, и желания, и мысли.
Мне нелегко об этом говорить...
Я почему-то понимаю все так поздно!
Ну почему тебя не смог вчера любить
Чуть боле искренне, чуть менее серьезно?!
День второй
Я в западне
На сердце капканы гроздями повисли,
Поставленные
Твоею изящной рукой.
Мой метановый друг
Жрет кислород моих мыслей
Чей-то жалобный стук
В подоконник. Это за мной.
Снова дождь колотит по стеклам моих висков.
Я открываю глаза и вижу седь облаков
И на асфальт нанесенный узор из листьев-мазков.
Я закрываю глаза и снова вижу тебя.
И если это сон,
То скажи, скоро ль я буду разбужен.
Мне нравится он,
Но в нем подозрительно ты хороша.
Я слишком один
И поэтому вряд ли кому-нибудь нужен.
И мой херувим
Плачет за окнами, музыку улиц глуша.
Снова дождь колотит по стеклам моих висков.
Я открываю глаза и вижу седь облаков
И на асфальт нанесенный узор из листьев-мазков.
Я закрываю глаза и снова вижу тебя.
День третий
Быть может ты решишь, что это бред
Влюбленного, поехавшего крышей?
Возможно ты права. Возможно – нет.
Слышишь?
Сосна скрипит размеренно и сухо,
В сосновых шишках шорох тих и глух,
К торшеру сонная кружит с жужжаньем муха,
И вдруг, продравшись через ночь, кричит петух...
К комУ сКАжи, кРИКУн – петУх, Ушла тУжить дУша?
И ветер в соснах пробуждаясь: "Ушла, ушла, ушла..."
Трудяга-дятлик обронил, качаясь на сосне:
"Должно быть где-то далеко" – зевнул и улетел.
Комар в предутренней тиши пропел на потолке:
"Не знаю. Знал бы – не сказал! Зачем она тебе?"
И лишь у тихого пруда шептали камыши:
"Душа жива. Не жди – иди! Ищи ее, ищи..."
День четвертый
О, я хочу безумно долго жить
Под этим небом пепельно-иссиним,
Хочу, задравши голову, кружить
Верхушки сосен в хороводе исполиньем.
Хочу чуть свет, до первых петухов,
Сбегать из дома и у солнечных опушек
Встречать уставших полусонных грибников
С корзинками лисичек и волнушек.
Хочу разморенный полуденной жарою,
Лежа в песке и в кепке до бровей,
Лениво развлекать себя игрою
На водной глади солнечных лучей.
Сбежав от суеты, людского гула,
Хочу, у озера шатаясь, подсмотреть,
Как в сумерки ночь небо обмакнула,
Забросив в воду звездно-лунный переверть.
И, приласкав в груди ночную смерть,
Я мельком думаю, спускаясь в преисподнею,
Что завтра я хочу опять хотеть
Всего того, чего хотел сегодня...
© Татьянин
| 
