Эссе | Поэзия | Дебют
ВЛАДИМИР АНТРОПОВ
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПОЭЗИИ В.ЛУЦКЕРА
На мой взгляд, вся прелесть, но и все проблемы, возникающие при чтении его стихов имеют редкостное - для Cети - происхождение. Пожалуй, это один из немногочисленных в Инете поэтов, творчество которого развивается на границе подлинной поэтической эрудиции и постоянного неудовлетворения результатом
собственных усилий.Слишком часто в Сети заявляемая непритязательность имеет своей основой леность ума и недостаток элементарного знания - мол, не читал, ну так, я и не претендую.
Слишком часто видна и обратная картина - некоторый запас знаний, обрывочных и несвязных служит поводом для объявления себя едва ли не мессией русского стихосложения.
В. Луцкер - редкий повод взглянуть на некоторый срез времени в нашей
поэзии и жизни, так как в его творчестве время это повернуто к читателю зачастую
скрытой от глаз стороной.Мы можем читать газеты, книги, говорить с десятками людей, думать, что вполне
ощущаем современность, как поток неких событий, но часто ли можно встретить собеседника, в самом языке которого, в способе строить фразу, в произношении, интонации, отношении к сказанному, мы вдруг въяве ощущаем время, как нечто утекающее, вот-вот кончающееся, даже умолчанием имеющее отношение скорее к сокровенному взаимодействию души человека с широким потоком, превышающим наш житейски близорукий взгляд ?Я вовсе не имею в виду внешнее и довольно неестественное "сохранение
русского языка", чем с такой забавной серьезностью занимались, записывая
речь уцелевших русских дворян - эмигранты в двадцатых. (Время добавляет цинизма - понимаешь, что тридцатые и шестидесятые - имели разные русские языки, различные даже в произношении, и выйдя на улицу нынче, чувствуешь в проглатываемых гласных и мычащих согласных - новую - ново-русскую эру. )Речь идет о той исходной точке, из которой растут веточки взгляда поэта,
впивающиеся, цепляющиеся за окружающее.У греков была прекрасная идея, кажется, подхваченная ныне компьютерными гениями -
глаза, как источник "лучей зрения". Людям, вобравшим в себя простоту конструкции приемника света, так и умеющим оглядеться во время сладостного бреда, называемого
вдохновением, тяжело даже догадаться, в какую даль могут дотянуться эти лучи во времени, и какую глубь строения души может заглянуть свидетель, встретивший эти лучи, исходящие из чужих глаз. Вынужденный в обмен - отдать свои, позволить заглянуть в себя. С этой точки зрения, сама моя попытка что-то сказать о поэзии В. Луцкера равносильна и разговору о своих глубоких пристрастиях, недостатках, и своем взгляде на время в поэзии.Не идет разговор - дабы избежать ошибки - и о перепевах чужих мелодий. Стих
В. Луцкера никогда не переступает границу, позволяющую радостно воскликнуть
при чтении : "Маска, я тебя знаю!", не повторяет чужого ритма, строения строки, и даже в подражании японским хокку прячется за принципиальную анонимность, едва только в таких невероятных для хокку словах, как "скомпонован кадр" давая знать о временном промежутке жизни пишущего.Эрудиция - источник как больших преимуществ, большей свободы маневра, более
широкого круга "виртуальных" собеседников в толще времени, так и источник
огромного соблазна.Сам отказ (при несомненном, открывающемся больше в знакомстве с самим поэтом, глубоком знании) вести равноправный диалог с прошлым - характерная примета.
Не развязный тон ценителя, не показная робость ученика, скрывающая гордость и самолюбие - но искреннее признание чужой высоты недостижимой - а главное - недосягаемой в попытке. Кажется, будто даже ямб вызовет у пишущего приступ мучительного стыда перед писавшими этим размером когда-то.Лучи зрения пробиваются изнутри. Весь свет, который сквозит в стихотворениях В. Луцкера - имеет своим источником взгляд - изумленный взгляд человека на свои собственные руки, взгляд почти религиозный, и безусловно, аскетически строгий.
В разбивке стихотворений в подборке много случайного. Можно было бы тонко построить архитектуру - и на первое место я несомненно поставил бы "Предвосхищение звука" - помимо того, что это одно из немногих, встреченных мною в сети стихотворений, запоминающихся сразу и почти наизусть, помимо Лорковски гибкого, задумчивого и одновременно сильного размера, - за то, что именно здесь кроется исток этих "лучей зрения", за то, что непосредственно примыкающие к нему стихи:
"Я хочу говорить..."
"Стих - это звукоряд на грифе сотворения..." - намного менее удачное, вредящее, на мой взгляд, интонации,
"Что Иордан мне? - вода? узда?.."
" Недомогание? - Богослужение! -..."
"Свыше он, что ли? У нас ли в крови,.."не служат, как это чаще всего бывает, отдельным циклом в творчестве поэта, по прихоти случайной взявшегося поговорить "как оно пишется", но средоточием, первым принципом жизни в поэзии.
Лучи тянутся наружу, через слова, текст, появление которых еще неизъяснимо, или - вернее - уже неизъяснимо, они прорываются к миру, пытаясь приоткрыть покровы прекрасного, мучаясь нарочитым не решением : "что это", но только одним - "как это прекрасно!"
"...Только суметь бы
(не дрогнул бы штихель)..."-корень, из которого пробивается вовне робкий и ждущий взгляд - взгляд художника.
И даже кажущийся неприхотливым мадригал:
"Если бы Бог действительно был,.. " внезапно заканчивается нотой творения.
Рука становится уверенней, и под строгим испытующим взглядом начинает досягать в глубокие временные провалы.
от изящных пересказок
"Светает. Русь ..."
до изысканного и труднодоступного
"- С Игорем как поступили вы? "И все же, все же не этими строчками говорит время.
Поэзия Луцкера напоминает тройную точку воды, по температуре и давлению, при которых с одинаковым успехом могут существовать и вода, и пар, и лед. Присущая эпохе декларация непритязательности находит опору в сознании превосходства
давно умерших поэтов - и входит в конфликт со стремлением быть самим собой, отличным, оригинальным. Любовь к собственной интонации опирается на понимание современного в стихосложении - и конфликтует с самой извечностью темы "руки художника", редкостное направление вектора творчества - ИЗ художника, а не наоборот - опирается на чувство причастности к течению поэзии - и конфликтует с классицистским, дорогим сердцу "что вижу...", так близким и сердцу современного читателя, не обременяющего себя заботами творца.Большая трагедия для пишущего заключается в том, что не выйдя из этой точки, не сместив несколько акцент, не сделав сознательный и твердый выбор, в системе координат, построенной для себя поэтом, его творчество будет всегда находиться в положении неустойчивого равновесия, положении человека, висящего на краю, и не имеющего ни сил подтянуться, ни смелости разжать пальцы в надежде не встретить при падении камня. Именно здесь, на стыке конфликтов и получаются - и самые отчаянные и искренние признания, и самые крупные неудачи.
Среди последних стоит отметить неумеренность в использовании аллитераций, и несколько небрежных концовок, вроде "душа болеет кризисом страны" - не стыкующихся с горьким и доверчивым текстом самого стихотворения... Попытки выйти на чисто любовную поэзию, построить стих на описании, сразу теряют опору и звучат неожиданным (и зачастую неловким) диссонансом, словно человек пытается говорить чужим голосом. Не спасает даже отсылка к осязательности восточных форм - дух движения взгляда не принимает неподвижной, остановленной формы. Вынутые глаголы придают лишь кажущуюся глубокомысленность, лишая стих хода, это не тот случай, когда движение можно укрыть внутри статики, на мой взгляд...
Невозможно находиться постоянно в положении недоверия к собственному вдохновению, и недоверия к собственной способности обработать текст, при том, что художественный вкус, знание и прочувствование чужого творчества находятся на уровне, вполне достаточном для равноправного не смущающегося диалога с Поэзией, так и для того, чтобы - хотя бы в память ушедших - разрешить себе быть свободным от их требовательного взгляда, и отдаться свободе потока тех "лучей зрения", которые так рвутся наружу, чтобы непременно выяснить для себя отсутствие каких-либо противоречий между потоком времени в поэзии и потоком взгляда художника вовне, строгостью классицистского ценителя и свободой диалога с прошлым...
Что же время? - К чему было то длинное вступление, которым начал я свои заметки?
Но не говорит ли строками Луцкера с нами то странное поколение поэтов, родившееся в последние пятнадцать лет, которому тесно было в рамках навязанного постмодернистскими течениями преклонения перед стихией "готового платья", которое своеобразно понимает призыв Гандлевского к "освежению языка" - и которое вовсе не чувствует себя "не на пустом, но на пугающем своей опустошенностью месте", как некогда Бродский, И ВСЕ ЖЕ, больше говорящих своим отрицанием, больше говорящим своим умолчанием, чем словами.Мы переживаем, наверное, как славную необходимость, быть эрудированными и взыскательными, еще и не подозревая, как много препон сулит нам излишняя трепетность и щепетильность, и как взыскательна сама поэзия к признаниям художников в родстве...
Любая поэзия - свидетельство; помимо прелести общения с умным эрудированным человеком, можно быть благодарным В. Луцкеру за свидетельство времени, за урок художнической взыскательности и урок трудностей и ошибок, ждущих еще многих и многих. Относясь, при этом, к сделанному им, скорее, как к некоей главе в интересной, но еще далеко не написанной до конца книге.
Начало | Эссе | Поэзия | Дебют
